Клин - страница 62
Но Вентилятор побежал, а его конвоиры, не задумываясь, начали дружно стрелять ему вдогонку. Сергей даже не успел дать команду открыть огонь, как по «свободовцам» начала палить Анна. Не ожидавшие нападения люди посыпались точно кегли — промахнуться с такого расстояния опытная сталкерша не могла. Никто из «свободовцев» не сумел даже выстрелить в ответ, с ними все было кончено. Но и Вентилятору досталось очень сильно — две пули вошли в спину, одна застряла в бедре.
Назад питерского сталкера пришлось нести на себе. Хоть погони сразу и не было — на заводе если и услышали выстрелы, то приняли их, вероятно, за звуки планируемого расстрела, — Сергей понимал, что рано или поздно пропавшую четверку людей их товарищи хватятся, поэтому он снова использовал хитрости из своего арсенала фронтового разведчика и сделал так, чтобы преследователи остались уверены: неизвестные пришли по дороге, с юга.
Как только брат закончил свое повествование, я сразу спросил:
— А за что Вентилятора собирались расстрелять, он рассказал вам?
— Он почти сразу потерял сознание, — нахмурился Серега. — Сказал лишь, что его заставляли вступить в группировку. Мол, это и подразумевалось, когда кто-то из них обещал устроить ему экскурсию по Темной долине. А Вентилятор их, мягко говоря, послал. И, вероятно, не только словами. Ну, те и обиделись… К тому же приняли его за шпиона «Долга», или просто нашли таким образом себе оправдание, ведь с «долговцами» у «свободовцев» издавна открытая война.
— А танк?.. Он рассказал вам, где находится танк?
Брат посмурнел еще больше.
— Не успел. Одна надежда, что Анне удастся его привести в сознание.
Будто услышав его слова, из кузова вездехода вышла Анна. Девчонка была перепачкана в крови, а лицо было искажено такой гримасой страдания, что нам сразу все стало ясно.
И все-таки Серега спросил:
— Умер?..
Девчонка кивнула и резко отвернулась, наверняка пряча от нас брызнувшие слезы. Штейн дернулся было к ней, но брат жестом остановил ученого: пускай, дескать, выплачется. А потом негромко сказал:
— Надо бы похоронить мужика. Есть чем копать?
— Под сиденьями в кузове есть пара лопат, — кивнул Штейн. — Сейчас принесу.
Он деликатно обошел стороной плачущую девчонку, забрался в кузов и вынес оттуда ломик и пару лопат — штыковую и совковую.
Я, покряхтывая, поднялся. Боль то ли стала чуть тише, то ли я к ней уже попривык.
— Лежи! Куда вскочил? — прикрикнул на меня Серега, но я отмахнулся, подошел к Штейну и взял у него ломик.
— Не геройствуй, — проворчал брат. Но настаивать на том, чтобы я лег, не стал, сказал лишь: — Возьми уж тогда совковую лопату, будешь землю после лома откидывать.
Он отобрал у меня ломик и пошел выбирать место для могилки. Остановился возле кустов, поплевал на ладони и начал, хэкая, долбить ломом землю. Мы со Штейном направились к нему и тоже стали копать.
Хоть почва оказалась и довольно мягкой, копали мы долго — думаю, не меньше часа. Что удивительно, тяжелый физический труд пошел мне на пользу — теперь больше болели мышцы рук, которые, говоря откровенно, отвыкли работать подобным образом. Да что там отвыкли — они, почитай, за все мои девятнадцать лет ни разу так интенсивно и долго не трудились.
Выкопав могилу, мы подошли к Анне, которая что-то делала с двумя палками, которые, видимо, только что вырубила. Приглядевшись, я увидел, что она связывает их проволокой в виде креста. Более короткая палка была стесана посередине и там, на белом ровном дереве, виднелось уже вырезанное ножом: «Вентилятор». Только тогда до меня дошло, что Анна и делала не что иное, как крест для могилки.
— Зачем крест? — вырвалось у меня. — Лучше бы звездочку!..
— Нарисуй ее себе на… — буркнула девчонка, не закончив, впрочем, начатой фразы.
— Дядя Фёдор, не мешай, — дотронулся до моего плеча Штейн. — Она все правильно делает.
Я решил не спорить. Не столько потому, что признал их правоту, сколько из-за того, что понял: звезду из палок все равно не сделаешь, а оставлять могилу безо всего тоже было бы как-то не по-людски.
Серега забрался в кузов и вынес оттуда окровавленное тело Вентилятора. Я посмотрел на своего земляка с искренней жалостью. Это на самом деле был уже мужчина в годах — довольно крупный, с мясистым носом, с начинающими редеть темными, зачесанными назад волосами.