Клинический случай - страница 15
(Кстати, Джеймс Брэдли Стомарти отошел в мир иной в том же возрасте, что Деннис Уилсон[19] и Джон Кеннеди-младший.)
Дженет Траш – кто же еще? – садится напротив меня и говорит:
– Прежде всего, я никому не позволяю звать меня Джен.
– Договорились.
– Согласна на Дженет. Мой бывший муж однажды назвал меня Джен, и я воткнула ему вилку в бедренную артерию.
Я осторожничаю: не начинаю выспрашивать подробности ее замужества.
– Итак, Дженет, какую конкретно лапшу вы имели в виду?
– Клио соврала насчет своего альбома – «Треснувшее сердце» или как его там. Джимми его не продюсировал.
На носу у Дженет веснушки и солнечные очки «Вэйфарер»; у нее непослушные пепельные волосы, а в ушах огромные зеленые серьги, напоминающие рождественские украшения. Одета она в светлый топ без бретелек и узкие джинсы. Она выглядит лет на пять моложе своего брата.
– Откуда вы знаете, что он не продюсировал альбом? – интересуюсь я.
– Во-первых, Джимми сказал бы мне, а во-вторых, он был слишком занят работой над своим собственным новым альбомом.
– Погодите-погодите. – Я вытаскиваю ручку и блокнот.
– Да я даже не знала, что Клио работает над альбомом. Брат ни слова об этом не говорил.
– Когда вы беседовали с ним последний раз?
– В день его смерти. – Дженет дует на свой кофе, и ее очки запотевают.
– Он звонил вам с островов? Она кивает:
– Я сама не могу ему звонить. Если она рядом. Клио мои звонки бесят.
В отличие от вдовы, Дженет говорит о покойном брате в настоящем времени, поэтому я начинаю ей верить. Я записываю все, что она говорит, хотя понимаю, что информация мне уже вряд ли когда-нибудь пригодится. Некролог – скоропортящийся товар.
Кроме того, это всего лишь ее слова против слов Клио.
– Она даже не упомянула его новый альбом? – недоумевает Дженет.
– Ни единого намека.
– Вот мразь. – Ее голос дрогнул. Она замирает, так и не поднеся чашку с кофе ко рту.
– Она сказала, что Джимми не собирался возвращаться в музыкальный бизнес, пока не встретил ее, – говорю я.
– И вы ей поверили?
– А почему нет? Он не выпустил ни единого альбома со времен «Стоматозника». Если бы вы мне перезвонили вчера, статья получилась бы совсем иной.
Как это низко – сваливать вину за искажение фактов на скорбящую родственницу. Но Дженет, кажется, не обиделась.
– К вашему сведению, – говорит она, – мой брат работал над этим альбомом четыре года. Может, даже пять.
Меня слегка мутит. Какой-нибудь музыкальный журналист наверняка знает о незаконченном альбоме Джимми Стомы, и эту новость он красиво преподаст в другой газете. Я мог бы написать об этом свою статью, если бы вдова Джимми потрудилась поставить меня в известность.
– Вы что-то переменились в лице, мистер Таггер. Пончик несвежий?
– Зовите меня Джек. Почему Клио недолюбливает вас?
– Потому что я вижу ее насквозь, – слабо улыбается Дженет. – Теперь и вы тоже увидели.
Я провожаю сестру Джимми до ее машины; это старая черная «миата». Скорее уж крысиное дерьмо поедет, чем эта колымага. На мой немой вопрос Дженет отвечает:
– Я врезалась в «скорую». – И затем добавляет: – Не бойтесь. Не нарочно.
Я говорю ей, что у меня есть еще один вопрос, самый тяжелый:
– Вы уверены, что ваш брат действительно мертв? Некоторое время она смотрит на меня.
– Хорошо, что вы спросили, – наконец говорит она. – Давайте-ка прокатимся.
Морг всего в двух кварталах от автомагистрали. Здание как две капли воды похоже на все остальные похоронные заведения Америки: колонны, кирпичный фасад и аккуратная живая изгородь.
Я ненавижу морги. Я пишу о смерти – и с меня этого достаточно, но если уж выбирать, я скорее отправлюсь на место убийства бензопилой, чем в похоронную контору.
– Когда вы мне звонили вчера, – говорит Дженет, – я была здесь.
Нам приходится вылезать из ее машины через крышу, потому что смятые двери заклинило.
– Значит, вы уже видели тело? – спрашиваю я.
– Ага.
– Что ж, придется поверить вам на слово, что Джимми мертв.
Дженет снимает солнечные очки, и я вижу, что она много плакала.
– Этому вас учат на факультете журналистики? – спрашивает она. – Верить любому бреду, который услышите? А что, если я вру?
– Вы не врете, – возражаю я, старый матерый журналюга.