Клуб любителей фантастики, 1959–1960 - страница 36

— Во всяком случае, обещай, что, когда «усилитель» будет создан, первым из посторонних, кто познакомится с его работой, буду я.

— Обещаю.

Я расстался с Зориным убежденный, что скоро стану свидетелем самого дерзкого вторжения человека в мир высшей нервной деятельности, какой происходил когда-либо. В смелый, оригинальный ум своего друга я поверил еще с детства — так поразила меня встреча с десятилетним Игорем.

Я спускался по откосу, поросшему кустами ежевики. Выбравшись из цепких лап кустарника, я очутился на поляне у подножья обрыва. Наклонясь над камнем, стоял мальчик в коротких штанишках и лил что-то на него из бутылки. Камень шипел и пузырился. «Что это ты делаешь?» — изумленно окликнул я его. «Обогреваю землю, — без тени улыбки ответил тот. — Содержание углекислого газа в атмосфере можно немного увеличить без вреда для человека, и тогда всюду будет вечное лето. Вот я и разлагаю соляной кислотой известняк, нужно выделить оттуда углекислоту. Хочу, чтобы под Москвой росли пальмы».

С годами Игорь изменил своему детскому желанию обогреть мир. Он увлекался последовательно физикой, химией и биологией. Интуиция ученого в нем сочеталась с образным мышлением писателя.

Несколько лет назад руководитель Института физической биохимии рискнул дать Зорину большую лабораторию. Он позволил вчерашнему студенту подобрать толковых работников.

Риск оправдал себя. Зорин и его сотрудники — фанатики науки, как и он сам, — работали с энтузиазмом, и лаборатория буквально фонтанировала открытиями, ошеломлявшими научную общественность.

Поэтому я нисколько не удивился, когда через три недели после памятного вечера Зорин позвонил мне и, ликуя, сообщил, что, наконец, схватил «усилитель» за «жабры».

— Приезжай ко мне, если задержусь, подожди. Ключ от квартиры на обычном месте, — услышал я в телефонную трубку.

С понятным интересом я ожидал Зорина, сидя у него в кабинете. Наконец дверь отворилась. Дальнейшее, однако, послужило темой не только серьезных разговоров, но и анекдотов.

— Добрый вечер, — приветствовал я друга.

— Добрый вечер, гуд ивиинг, гутен абенд, бон кyap, буэна сера…

— Да ты, никак, занялся лингвистикой?

— Лингвистика… Языковедение, языкознание, наука о языке. Подразделяется на фонетику, семантику, лексикологию, этимологию, грамматику, орфографию, орфоэпию. Лингвистика возникла в XIX веке. Ее еще можно подразделить на изолирующую лингвистику, агглютинирующую, флексирующую, но важней этого генеалогическое разделение. «Лингвистику, филологию и хиромантию за науки не считаю», — оказал…

— Что с тобой?! — вскочил я. Тут только мне бросилось в глаза странное состояние друга.

Его живой взгляд потух, неподвижные зрачки блестели, как стеклянные. Он тупо смотрел на пепельницу. В опущенных плечах, ссутулившейся спине была какая-то манекенная деревянность.

Я схватил его за плечи. Голова его откинулась внезапно, как от толчка, Зорин стал говорить, словно читая книгу:

— Уравнения, выражающие математическую зависимость отклонения гальванометра от числа спаев, площади приемника, термоэлектродвижущей силы, материалов спая, требуют прежде всего знания термоэлектрических параметров материалов термоспая, их взаимной электродвижущей силы, электропроводности, теплопроводности и теплоемкости. Для этих вычислений нужно также знать оптические свойства воспринимающих излучение поверхностей, коэффициенты их излучения и отражения для различных длин волн…

Он продолжал в том же духе, но я не выдержал и закричал в отчаянии:

— Игорь, голубчик, тебе плохо? Скажи, что случилось!

На мгновение у него в глазах мелькнуло осмысленное выражение. Недоуменно глядя на меня, будто не соображая, зачем я и кто, он потер лоб движением, казалось, стирающим невидимую, но липкую паутину. Однако затем в его мозгу словно опять щелкнул какой-то клапан. Он закрыл глаза ладонями.

— Лица, лица… всех людей, которые мне встречались. Ужасно!.. Они плывут. С прямыми носами, крючковатыми, бесформенными, как раздавленная слива, маленькими, утиными; лбы то морщинистые, то юношески гладкие, иные узкие, другие со слоновьими мудрыми выпуклостями; губы пухлые, надменно сжатые, вывороченные, вялые, лапотные. Миллионы лиц! Толпа… Они идут через мой мозг, все идут…