Клуб любителей фантастики, 2008 - страница 4

— Вы стали для этой девочки ценностным понятием. Ориентиром, по которому она самоидентифицируется как личность. Это большая ответственность, Ярослав… Понимаете, если Юля пойдёт дальше, если у неё появятся и другие ценности, тогда можно будет говорить об успешном лечении и даже о полном выздоровлении. Но это СО. Тут ничего нельзя прогнозировать наверняка. И ни в коем случае нельзя допустить… разрушения тех ценностей, которые…

Алла Сергеевна смотрит на таймер. Как раз начало живописного сеанса.

На мониторе появляется Юля. Лёгкая и подвижная, как тонкая кисть. Входит, останавливается перед холстом и критически разглядывает его, чуть-чуть склонив набок голову без косынки.

Поросшую коротеньким ёжиком сверкающе-золотого цвета.

Он — золотой!

А краска, которую принесла Ильинишна, тусклая, неоднородная, крупинками. Под одним углом они блестят крапчатой россыпью — а нужно, чтобы волнистыми нитями, волосок к волоску, — а под другим вообще пропадают, слипаются в тёмную клейкую массу. Надо попробовать развести с белилами и добавить немножко светло-жёлтого стронция. А то совсем не похоже.

С глазами намного проще. Кобальт, берлинская лазурь и чуточку ультрамарина. Как море. Вот если бы на море — с ним… сидеть на берегу, обнявшись, как тогда мама с папой…

Но он скоро уедет. Ему осталось две недели. То есть уже двенадцать с половиной дней.

А на море Юля ещё приезжала потом один раз вдвоём с мамой. Был шторм, на берег выкинуло кучу пластиковых бутылок и мёртвого дельфина. Ну его, это море… не очень-то и хотелось.

Свежая краска блестит настоящим золотом. Но потом высыхает, тускнеет, и надо всё начинать сначала.

Он все равно уедет.

Золотой…

— Вы же говорили, что останетесь.

— Я так говорил… если понравится… Вы сами понимаете.

— А вы понимаете, что вам нельзя уезжать?!

Морщится, кривит губы. С раздражением, в котором спрятано всё остальное:

— Нет. Я не понимаю. Последнее время ей хуже с каждым днём, несмотря на то, что я здесь. Девочка зациклилась на… совершенно ложной, как вы говорите, ценности. Это СО, процесс непредсказуем, вы сами знаете. Так почему я должен быть единолично виноват?.. Короче. Лучше, если меня не будет. Может, она влюбится в кого-нибудь другого.

— Сомневаюсь.

Ярослав ерошит волосы. Точно такого же цвета, как отросли у Юли. А на детских фотографиях она тёмненькая, брюнетка… правда, после химии бывает.

— Алла Сергеевна… Ну что я могу сделать? Я взрослый человек. У меня девушка есть.

— И, видимо, не одна.

— Это вообще не ваше дело! Я отработал практику. Подпишите, пожалуйста, отчёт и характеристику, и всего доброго. Чтоб меня ещё когда-нибудь в жизни занесло в этот… СО-хоспис…

Он старается казаться циничным и злым.

Он чуть не плачет.

Алла Сергеевна ставит подряд несколько размашистых подписей, прячет бумаги в файл и сдвигает на край стола.

Толстый слой краски уже отстаёт от холста, загибается по краям. Господи помилуй, Господи помилуй… Правда, осыпается только проклятая золотянка, медицинские пока держатся, и то слава Богу. А что нарисовано, уже и не разобрать. Хотя Ильинична, конечно, помнит… тьфу.

Юля сидит в кресле, протянув бестелесные ручки-ножки. Смотрит вперёд, куда-то очень далеко, сквозь холст и стену. А на полу возле кресла стоит палитра, и девочка, не глядя, размешивает какие-то краски самой большой кистью.

— Юлечка…

Не отвечает. Не поворачивает головы.

С холста беззвучно падают несколько лепестков. Ильинишна торопится замести. Юля, кажется, не видит.

Внезапно она встаёт, резко, порывисто, пошатываясь на тоненьких ножках. Подходит к холсту и короткими злыми мазками закрашивает золотое.

Чёрным.

— Где она?!!

Алла Сергеевна устало оборачивается:

— А, это вы… В реанимации. Туда нельзя.

— Мне?! Вы что, я же врач!

— Насколько я помню, вы у нас больше не работаете, Ярослав.

Он тяжело дышит. Его футболка мокрая насквозь, а на голове почему-то блейзер, насаженный на самые уши. Зачем он приехал, прибежал?., ведь уже ничего не изменишь, да и не нужно менять. В конце концов, все люди когда-нибудь умирают. Жизнь — не такая уж большая ценность. Алле Сергеевне последнее время почти всё равно.