Клуб одиноких вдов - страница 21

Но дальше она решила не продолжать, слишком уж это походило на призыв к самоубийству. А после того, как владыка Филарет предостерег ее, что самоубийство – смертный грех, который ведет душу прямиком в ад, она стала опасаться подобных мыслей. От греха подальше…

Марина была согласна с теми философами, которые утверждали, что мысль материальна и способна воплотиться в реальность. Она решила начать думать о более безопасных вещах. И первым делом бросила писать стихи. Это была не ее карма.

Карма – новое слово, которое она узнала, когда увлеклась индийской философией, одним из центральных понятий которой являлся так называемый «вселенский причинно-следственный закон». Согласно этому закону, судьбу человека определяют его поступки, и в зависимости от них он испытывает страдания или получает наслаждение.

Это явно противоречило православному верованию, в котором Марина была воспитана. Ее всегда уверяли, а владыка Филарет только подтвердил это, что человеческая судьба предопределена свыше, и как бы сам человек ни пыталась ее изменить, ему это не под силу. Правда, есть такое понятие, как свобода воли, позволяющая каждому делать выбор, как поступить в том или ином случае. Но, как поняла Марина из рассуждений владыки, поскольку человек все-таки, и прежде всего, раб божий, то и выбор его рабский – между плетью и миской похлебки.

Политика кнута и пряника, которую насаждало православие, показалась Марине менее привлекательной, чем индийская философия. А тысячи богов, которые насчитывались в индуистском пантеоне, несмотря на свою многочисленность, были менее грозными, нежели святая троица. Поэтому она выбрала Сарасвати, богиню знания, музыки и искусства, которой начала поклоняться. Но вскоре Марина поняла, что эта дивная красавица, которую обычно изображали одетой в белое с позолотой сари, сидящей в лотосе и держащей в руках ситар, глубоко равнодушна к ее страданиям и радостям. Да и где ей, индианке, было понять русскую душу…

После этого Марина снова вернулась в лоно православия, а, вернее, к своему обычному состоянию сомнения во всем и вся. Это была пропасть, в которую она падала всю жизнь, полагая, что все прояснится только тогда, когда она достигнет дна. По сути, это и можно было назвать ее верой.

А еще она верила в то, что Бог есть любовь, и потому только любовь может и должна править миром людей. И то, что это было не так, приносило ей почти физическое страдание. Она многое отдала бы, чтобы изменить ситуацию. Но почему-то ее не понимал даже владыка Филарет, осуждая эти мысли как ересь. И это была еще одна из причин ее разочарования в старце. С некоторых пор Марина начала считать, что он плохой пастырь человеческих душ. Поэтому ее так обрадовало появление нового митрополита. У нее появилась надежда. Мятущаяся душа Марины, измучившаяся от одиночества, просила, помимо ее воли, пристанища, но не могла найти его, и ей был нужен поводырь, который довел бы ее, и которому она могла бы довериться.

Мысли Марины текли неспешно и плавно, как полноводная река в тихий безветренный день. Унылый осенний пейзаж за окном автомобиля почти не менялся, навевая сон. Чтобы не задремать за рулем, она прибегла к испытанному средству – включила радио. Поискала то, что соответствовало бы ее настроению. Нашла радиостанцию, по которой передавали стихи. Известный всей стране голос задушевно читал стихотворение неизвестного ей поэта.

Нет в прошлое возврата, нет пути.

Что кануло, то вновь не обрести

И не прижать к томящейся груди.

Нам, слезы пряча, на закат брести.

Да было ль прошлое? И будущего нет.

Вчера, как завтра, смысла не имеет.

Есть долгий день со сменой зим и лет,

В котором ночь как неизбежность зреет.

Стихи навеяли на нее грусть. И без того минорное настроение превратилось в меланхолию. Марина почувствовала, что вот-вот заплачет. Такое с ней в последнее время случалось часто. Возможно, это была депрессия, о возможности которой ее предупреждал врач. Марина обратилась к нему из-за своей бессонницы, и он посоветовал ей съездить в Испанию или Италию, на крайний случай, в Крым, чтобы развеяться, получить новые впечатления, забыться. Намек был слишком прозрачен, чтобы Марина не поняла его. Она в сердцах мысленно назвала врача сутенером, и уже не обращалась к нему. Она и сама понимала, что многое изменилось бы в ее жизни, заведи она любовника. Но даже мысль об этом вызывала у нее отвращение. Как княгиня Ефросинья Ярославна, убивающаяся по мужу, князю Игорю, она могла только оплакивать свою потерю.