Клуб одиноких вдов - страница 7
Эти горькие мысли пришли к ней не сразу. Долгое время Марине нравилась ее жизнь. А потом оказалось поздно что-либо менять. И она просто продолжила плыть по течению.
На окраине города шоссе раздваивалось. Марина сбавила скорость, словно раздумывая, куда повернуть руль. Но, как обычно, свернула на трассу, ведущую к городу, оставив в стороне дорогу, уходящую по направлению к лесному массиву, постепенно взбирающемуся по склонам гор, туманной дымкой колеблющихся у горизонта. Там, через много километров, начиналась terra incognita, о которой Марина знала только то, что она существует. Марина была городской жительницей, и вся ее жизнь от рождения была неразрывно связана с городом. Дикую природу она боялась, и лишь иногда грустила о ней, как заблудшая душа о земле обетованной. Но, подобно библейскому старцу, никогда не хотела достигнуть этой земли, довольствуясь тем, что имела. В заботах о насущном она забывала о дне завтрашнем, полагая, что тот сам позаботится о себе. Когда же ее упрекали в этом, обвиняя в недальновидности, она ссылалась на библию, прикрываясь высшим авторитетом. Вычитав когда-то эту мысль в Нагорной проповеди, Марина поразилась ее созвучности своей душе и приняла на вооружение, нимало не заботясь скрытым в ней глубинным истинным смыслом.
Город привычно встретил ее шумом, гарью и суетой. Лавируя в густом и суматошном автомобильном потоке, Марина уже не могла предаваться праздным мыслям и мечтам. Она мгновенно преобразилась, и сама не заметила этого. Черты ее лица заострились, стали жесткими. Теперь это была рационально мыслящая деловая женщина, рассчитывающая каждый свой шаг и верующая в то, что время – деньги. Подобное превращение происходило каждый раз, когда она оказывалась в городе по делам своего театра. Уже давно ее взаимоотношения с искусством переросли из бескорыстной любви в приносящую выгоду привычку, как это часто бывает с затянувшимися и изжившими себя супружескими браками.
Когда-то муж, видя это, говорил ей, словно в шутку, что, видимо, всемогущая злая колдунья наложила на нее заклятие и обрекла на вечную бессмысленную суету, не сказав об этом никому, чтобы никто и никогда не смог ее расколдовать. Марина только смеялась над его словами. Она не воспринимала всерьез его предложение уйти от дел и продать свой театр. В деньгах они не нуждались, у мужа был собственный бизнес, он владел несколькими крупными предприятиями. Она опасалась не бедности, а скуки. Когда муж сравнивал ее с белкой в колесе, бегущей неизвестно куда и зачем, она соглашалась с ним, обещала подумать над его словами, но тут же забывала об этом, откладывая решение на неопределенное будущее. А потом уже никто не говорил ей об этом, и она перестала даже задумываться над смыслом своего существования.
Смысл ее нынешней жизни был в том, чтобы решать проблемы, возникающие в театре. В первой же студии, куда Марина заехала этим утром, ее встретили известием, что хореограф, которая должна была вести занятия, внезапно заболела, а клиентов не успели об этом известить. Это был час, когда занимались дети. Несколько матерей с девочками от семи до десяти лет пришли в назначенное время, и теперь все они толпились в фойе в ожидании начала занятий, оживленно переговариваясь. Увидев и узнав Марину Тукову, они сразу притихли, глядя на нее кто с немым обожанием, как на своего кумира, а кто оценивающе. Некоторые достали телефоны и начали ее фотографировать. Марина сделала вид, что ничего не заметила. Она привыкла к тому, что привлекает внимание, где бы ни появилась. Это не раздражало ее, но давно уже и не радовало.
За стойкой у входа ее встретила растерянной улыбкой администратор, светловолосая девушка лет двадцати. Она явно не читала инструкции, разработанной самой Мариной, в которой были описаны подобные случаи и даны рекомендации, как разрешать конфликты. Поэтому теперь она не знала, как ей поступить, и была очень напугана появлением хозяйки. Девушка долго и путано объясняла Марине, что произошло, с ненужными подробностями, в которых не было никакой необходимости.
– И что теперь делать, Марина Львовна? – взволнованно спрашивала она, глядя на нее большими и глупыми, как у коровы, глазами.