Клубника на десерт - страница 48

– Я не для того девять лет надрывал свою задницу, чтобы согласиться на понижение!

Глядя мне в лицо, он замер. А потом внезапно скатился с меня. Переместился обратно на свою половину кровати, накрылся одеялом и, насколько можно было судить в темноте, повернулся ко мне спиной.

– То есть, все? – раздраженно спросил я. – Тебе больше нечего мне сказать?

Он вздохнул.

– Солнце, ты принимаешь тени на стене за реальность. Я понятия не имею, как сделать так, чтобы ты повернулся и увидел свет.

– И что, черт возьми, это значит?

– Ничего. Спокойной ночи.

В ту ночь я почти не спал. Мне хотелось разбудить его, заставить поговорить со мной. Заняться с ним любовью. Обнять. Но, как обычно уважая возведенные им стены, тревожить его сон я не стал. Утро прошло в напряженно-неловкой, формальной обстановке. Остро чувствовуя всю неправильность происходящего, я загрустил. Мы словно стали чужими. Словно и не было тех восьми месяцев, что мы встречались.

После завтрака он принял душ, потом, пока я сидел на кровати и наблюдал за ним, начал бриться и одеваться. Все это время он молчал, иногда настороженно на меня поглядывая, но в конце концов с драматическим вздохом повернулся ко мне лицом.

– Господи боже, солнце, хватит кукситься. Выкладывай уже, что ты там хочешь сказать.

Его бесцеремонность вызвала у меня улыбку.

– Коул, мне нужно знать… – Я затих, не зная, как задать вопрос, что жил в моем сердце.

Не зная, ответит ли он, или хочу ли я услышать его ответ.

– Что именно, солнце?

Я не мог смотреть на него, страшась увидеть в его глазах насмешку. Опустил глаза в пол и сказал:

– Мне нужно знать, что будет с нами, если я перееду.

Сначала он ничего не ответил. Мы оба замерли. Я был не в силах поднять глаза. Сидел и в полной тишине, которая, казалось, растянулась на целую вечность, смотрел на его босые ноги. Когда я уже готовился попросить его забыть о своем вопросе, он вдруг подошел ко мне, и я почувствовал, как на макушку мне легко опустилась его ладонь, а пальцы начали перебирать мои волосы. С его стороны это было настолько необычным жестом, что в горле у меня вырос ком.

– Я не знаю, солнце, – сказал он. – Наверняка мне ясно одно: я живу здесь. И до Вегаса, и до Юты легко добраться. Но мой дом – в Финиксе.

Я взглянул на него, надеясь увидеть в его глазах нечто, что могло бы помочь, но его стены остались незыблемы.

– Ты хочешь, чтобы я остался?

– Пожалуйста, не пытайся переложить это на меня. Уезжать или оставаться – ты должен сам решить, чего хочешь.

– Ты мне не помогаешь. Скажи, чего хочешь ты.

– Я хочу, чтобы ты выбрал то, что ощущается правильным. – Он убрал с моих волос руку и отошел в сторону – прочь от меня, как поступал всегда. – Я не могу помочь тебе, Джонни. Ты должен определиться сам.

***

Днем мне предстояло обедать с отцом. Я пригласил с собой Коула, но он отказался, и в ресторан я пришел один. Отец сразу пустился в разговоры о баскетболе и о том, чтобы через неделю-две сходить со мной на игру, потом поведал о своем парикмахере, у которого он стригся последние десять лет и который вышел на пенсию, и наконец завел речь об отпуске – на работе настаивали, чтобы отец куда-нибудь съездил, но куда, он не знал. Я же все это время думал о Вегасе.

Мне потребовалось некоторое время на то, чтобы набраться храбрости и сказать слова, которые до сих пор я еще ни разу не произносил. По крайней мере, с шестнадцати лет – точно.

– Папа, – в конце концов прервал я его монолог о том, стоит ему или нет записываться в тренажерный зал. – Мне нужен твой совет.

Минуту отец рассматривал меня с совершенно ошарашенным видом.

– Серьезно? – в итоге спросил он. – На нас что, надвигается апокалипсис?

Я выдавил улыбку.

– Насколько я знаю – нет.

– Слава богу. А то я надеюсь перед смертью еще хотя бы раз позаниматься сексом.

Какого черта? Отец никогда – ни единого раза – не заикался при мне о своей интимной жизни. Я почувствовал, что краснею, и, пока он не успел развить тему, ринулся в бой:

– Помнишь, я говорил, что в нашей компании намечается реструктуризация? Несколько месяцев они раскачивались, но теперь процесс запущен, и мне предстоит решить, что делать.