Клубника на десерт - страница 52

стр.

Как только я очутился у себя в квартире, то сразу почувствовал нечто странное. Не знаю, почему. Что-то изменилось. Стало… правильным. Прямо за порогом я остановился и обвел гостиную взглядом. И разрозненные детали сложились в единое целое. Бокал вина на журнальном столике. Забытая на диване книга с названием на французском. Ботинки у двери. Я попытался уверить себя, что испытал прилив счастья при виде этих вещей лишь потому, что они обещали скрасить мне последние дни в Вегасе. Что ничего большего за этим нет.

Когда я зашел в спальню, он снимал рубашку.

И как бы мне того ни хотелось, я не мог отрицать, что при виде него мой пульс пропустил удар.

– Что ты здесь делаешь? – спросил я, и он подскочил на месте.

– Господи боже, солнце, прекращай так ко мне подкрадываться! – Он отвернулся. Я знал, зачем. Чтобы я не увидел, как он краснеет. – Вообще я собираюсь принять душ.

– Я думал, что ты в Нью-Йорке.

– Я и был там, – ответил он, по-прежнему на меня не глядя, – и да, я в курсе, что должен был позвонить. Ужасно неприлично с моей стороны вот так к тебе вламываться.

Я шагнул к нему и крепко обнял со спины его сразу напрягшееся тело. И, зарывшись лицом в его мягкие волосы, вдохнул столь любимый мной аромат.

– Тебе плевать на приличия, – проговорил я, – и ты знаешь, что я не против. А если бы я и был против, то ты все равно поступил бы по-своему, просто чтобы досадить мне. – Он так и не расслабился в моих объятьях, но и не делал попыток высвободиться. Я поцеловал его в макушку. – Ты надолго?

– Не знаю. Наверное, на все время, пока ты здесь. Я… – Он осекся. Нерешительно замолчал, что было совсем не в его характере. – Я хотел увидеть тебя, – наконец договорил он, и эти слова прозвучали так, словно он сам не ожидал их услышать.

– Слава богу, – выдохнул я, – потому что я совсем по тебе не скучал.

– Я зашел пару часов назад. Думал застать тебя дома, но… Я волновался, вдруг ты ушел в один из тех клубов или… – Он умолк, и слова повисли в воздухе, словно вырвались у него случайно.

Я хотел было сказать, что кроме него мне никто не нужен, но испугался показаться смешным.

– На работе не все гладко, – произнес я. – Пришлось задержаться, и завтра к семи мне снова надо быть у клиента.

Он повернулся в кольце моих рук и снизу вверх кокетливо взглянул на меня. Его щеки по-прежнему горели алым.

– В Нью-Йорке было совсем не весело.

Я наклонился и прихватил губами его нижнюю губу.

– А как же Рауль? – спросил я, усиленно пытаясь говорить небрежно.

Он обвил руками мою шею.

– Как я уже сказал, солнце, – прошептал он мне в губы, – было совсем не весело.

Я поцеловал его, и он не противился. На его губах был вкус чего-то сладкого и фруктового – наверное, того самого пятидолларового вина, и, как только я об этом подумал, мне захотелось расцеловать его всего еще сильнее.

Почувствовав на ремне его руки, я мягко отвел их в сторону. Взял его лицо в ладони и еще раз поцеловал, стараясь не увлекаться, чтобы он сам решил, насколько глубоким должен быть поцелуй. Он ответил мне, но почти сразу его руки вновь принялись возиться с моим ремнем. Тогда я взял его за запястья и свел их у него за спиной. Он поднял голову. В его широко распахнутых глазах была настороженность.

– Тебе правда настолько не терпится, или ты пытаешься вынудить меня снова применить силу? – спросил я.

Он дернулся в моих руках, его дыхание стало дрожащим.

– Да.

Пряча улыбку, я сжал его запястья потуже и, наклонившись, легко поцеловал.

– Что «да»? – шепотом спросил я перед тем, как нежно куснуть его нижнюю губу. Он со стоном обмяк на мне. Я переложил оба его тонких запястья в одну руку. Второй расстегнул его брюки. Проник внутрь и через гладкую ткань плавок начал ласкать его набухающую эрекцию. – Ну? – шепнул я ему в губы. – Первое или второе?

Он издал какой-то рваный звук. Почти смешок.

– Все вместе.

Я резко опрокинул его на постель и одним быстрым движением стянул с шеи галстук. Сел на него сверху, удерживая на месте своим весом, и подвел одну его руку к изголовью кровати.

– Галстук? – спросил он с иронией, но прерывистым, хриплым голосом. – Жуть какое клише, солнце, нет?