Клубника в горьком шоколаде - страница 36
— Поспите, Лев Тимофеевич, всё равно в пробке стоим, — зевнул водитель, оглянувшись на просматривающего документы следователя. — И потом до Грибакина путь неблизкий…
— До Грибаново, Михалыч, — поправил водителя Лев Тимофеевич и сложил документы в портфель. — У тебя карта-то есть?..
Михалыч кивнул и полез в бардачок за картой, а Лев Тимофеевич смежил веки и клубочком свернулся на заднем сиденье, но ему не спалось. Мешали мысли и длинные ноги.
Прослушка, которую оперативники поставили на всякий случай в квартире на улице Тенистой, ничего по большому счёту не прояснила. Лев Тимофеевич трижды слушал телефонный разговор, состоявшийся на шестой день после того как изуродованное тело тёщи Хазарова было помещено в холодильник Кунцевского морга с биркой на ноге. Слышимость записанного разговора оставляла желать лучшего, поэтому понять суть беседы зятя с его умершей бывшей тёщей из-за помех почти не представлялось возможным.
В числе прочих, голос Лили Юльевны дали прослушать двум дамам, которые с ней дружили много лет, и обе её голос не признали.
— Это не Лилькин голос, клянусь Николаем Угодником! — эмоциональным басом воскликнула Лидия Францевна Клушина она.
Пани Ядвига Ворожцова, проработавшая с Лилей Юльевной в Русском национальном музее не один десяток лет, была более осмотрительна в оценках, но тоже голос не признала.
— Понимаете, Лилька пришёптывала — вот так!.. — и пани Ядвига, как заправский лицедей, произнесла55 несколько фраз голосом покойной подруги.
Лев Тимофеевич обескуражено помялся и задал следующий вопрос.
— Уважаемые дамы, что ценного могла хранить у себя в квартире Лиля Юльевна и почему она всегда ночевала только у себя дома?..
— А ведь точно, Лидия Францевна! — дамы переглянулись, чтобы затем хором сказать: — Нет, не знаем!..
Именно тогда Лев Тимофеевич ещё раз попросил их опознать тело Лили Юльевны в Кунцевском морге. Лидия Францевна Клушина сразу же отказалась, сославшись на нервы и сломанную ногу, зато Ядвига Ворожцова после долгих словесных «книксенов» со стороны Льва Тимофеевича, неохотно согласилась, но на опознание так и не приехала ввиду незапланированного скачка артериального давления произошедшего в ночь перед опознанием.
Лев Тимофеевич открыл глаза и огляделся — пробка на Садовом кольце продолжала иметь место, и он снова попытался заснуть, натянув на голову пиджак.
Ким Магомедович Хазаров, которому осторожно задали вопросы по поводу его разговора с умершей тёщей, ничуть этому не удивился, показав, на взгляд майора Рогаткина, поистине нечеловеческое самообладание. Хазаров, не скрывая истинного положения вещей, сослался на известного среди московской богемы медиума Нелидова, который за приличные деньги брался угадать, умер пропавший родственник или просто где-то шляется. Ким тактично пояснил следователю, что всего лишь хотел выяснить любой ценой, где его девочки, его три дочки — Сати, Тамила и Резеда. Именно поэтому он беспрекословно выслушал все советы медиума и сразу же после сеанса пошёл на квартиру бывшей тёщи, чем крайне озадачил следователя… Слушать какие бы ни было рекомендации медиума, на взгляд Льва Тимофеевича, было не очень умно. Вот сны — совсем другое дело, был убеждён Лев Тимофеевич.
Хазаров в свою очередь подтвердил, что говорил с умершей тёщей, не всё понял, что она хотела ему сказать с того света, но многое она ему всё-таки прояснила, и Лев Тимофеевич, скрепя сердце, вынужден был согласиться с этими доводами.
Медиум же Нелидов, к которому в тот же день приехал Лев Тимофеевич и задал ему свои резонные вопросы, дождавшись окончания приёма, сослался на свои тесные связи с потусторонним миром, а также с миром параллельным (и не одним!). И этим, на взгляд Льва Тимофеевича, окончательно запутал следствие и пал в его глазах, о чём Рогаткин в возмущённой форме тотчас сообщил медиуму. Попикировавшись словами и междометиями следователь и медиум расстались крайне недовольные друг другом.
Но это были лишь цветочки — ягодки обнаружились, когда с этими сведениями майор Рогаткин переступил порог кабинета зам. прокурора Чашкина. Зам. прокурора в первую же минуту разговора гневно попенял, что из-за тупого упрямства Льва Тимофеевича они так и не успели закрыть дело Хюбшман-Калюновски пару дней назад, поэтому оставалось лишь рвать волосы на голове Рогаткина и пытаться свести воедино концы всех вновь открывшихся потусторонних обстоятельств.