«Клянусь победить врага!» - страница 4

– Стоять!

Крестьяне молча, в одних тряпках, слабо защищавших на этом адском холоде, стали в ряд, загородив собою мое больное тело.

Шакалы с нескрываемым удовольствием упивались своей силой и властью. Их было не больше десяти. Нас было в шесть раз больше. Но у них было оружие. А эти дрожащие от холода люди боялись огня. Но только не я.

Пролепетав что-то на своем языке, один из палачей навскидку выстрелил из своей винтовки. Хрустнула плоть. На лед брызнула алая кровь молодой девушки. Ее тело, истощенное голодом, беззвучно упало на лед, вскружив вокруг себя снег.

Горестно заплакали женщины. Мужчины, нерешительно склонившие головы, яростно сжимали кулаки. Кто-то попытался сделать шаг, но тотчас же отступил, краем взгляда заметив блестящую сталь автомата. И тогда я поняла, что нужно делать. Приходило время отдавать долги. Крестьянам. Палачам. Ему. С ядовито-зелеными глазами.

Они рассмеялись, увидев, как я, оттолкнув мужиков, вышла вперед. Смеясь и пытаясь напугать меня своим шипением, они еще больше разжигали во мне огонь.

– Стой, глупая лошадь! – насмешливо крикнул капитан.

Я сделала еще несколько шагов. Они перестали смеяться, завидев, как их жертвы последовали за мной. Полетели окурки недокуренных сигарет. Клацнули автоматы и винтовки, взводимые к бою. Раздались угрожающие крики.

Давно мне не приходилось так быстро бегать. Быстро, но при этом, беззаботно. С веселым смехом я понеслась к ним, а те в нерешительности наставили на меня свои трубочки. Глупцы.

И тут раздался выстрел. Что-то холодное пробило мою скорлупу, и холод начал медленно протекать в горячее тело. Капитан с сосредоточенным лицом сжимал свой пистолет, делая выстрел за выстрелом, пока не истощился магазин.

Наступила абсолютная тишь. Где-то вдали ревели снаряды. В этот день было слишком много взрывов. Палачи молча стояли рядом с капитаном. А мужики, ошеломленно смотрели на меня.

Теперь и я видела свою кровь. Она была такой же алой. Как у них. Но не как у тех шакалов.

Вот и все, что требовалось сделать. Крестьяне простояли еще пару секунд. А потом, с бешеным глухим урчанием, со слезами боли и ненависти на лице, кинулись к моим убийцам.

Уже лежа на льду, я видела, как они бегут. Они тоже боялись. Они были такими же, даже трусливее. Единственное, что было с ними, это их оружие. Но и то, было бесполезно, если руки сковывал страх.

Знакомый бриллиантовый отсвет блеснул в моей голове. И я устало закрыла глаза. На этот раз, навсегда…

Огонь. Повсюду горел огонь. Постоянно раздавались взрывы. Земля была перепахана и перемолота. Вся в осколках, вся в кровавой гари. Мы остались одни. Целый батальон. Без огневой поддержки. Теперь нас самих мешали с землей. Все горело в огне… горели люди… да что там, люди… земля горела…

Мы умирали. Нас методично смешивали с землей. Цинично. Скотски. Наверняка, с ядовитой ухмылкой. Нас побеждали, но мы оставались непобежденными. Мы так и не сдали им эту пядь земли, всю пропитанную кровью. Мы не отдали им этот пятачок. Невский пятачок.

Люди сходили с ума. Пытались метаться в этой каше. Но все было напрасно. Мы были отрезаны, мы были одни. И никто не мог придти на помощь.

Кто-то связывал белые полотнища маскхалатов. Молчаливо, сосредоточенно, как будто это было последнее важное дело в жизни. Несколько бойцов, все в крови и в огне, что-то выписывали на получившемся полотнище своей кровью.

Что-то тяжело ухнуло по затылку. Огонь обдал спину. Свалил меня с ног, окунув лицо в горячую и острую от осколков землю. Глупо. Глупо вот так умирать. Глупо и обидно. Даже зло. Не в честной схватке. Нет. Они даже не видели нас в лицо. Они думают, что победят. Нет. Они проиграют. Они уже проиграли.

Перед глазами пронеслись глаза той лошади. Интересно, что с ней стало…

Белое полотнище развевалось над перемолотой землей. На ней было написано кровью.

«Помогите»…

Лошадь и уставший человек, весь седой, несмотря на молодой возраст, молчаливо шагали по яркому летнему лугу. Оба они, наконец, нашли свой дом и покой. Лошади больше не снились те карие глаза, которые с ужасной для немцев усмешкой, взирали на своих палачей с петли виселицы. А парень больше не вспоминал тот миг, когда что-то злое и сильное разорвало телегу с его родителями. Оба они была опалены войной. Это заключалось в седине и несвоевременных морщинах парня. В шрамах на мощном теле животного. Каждый из них обжегся в те ужасные дни. Но теперь, ничто не было важным.