Клятвоотступник - страница 6
– Ты, старик, еще меня только тронь… Убью сейчас тебя, чурка из кизяка… Ты понял?
Солдат второго года службы Макулов в ответ ничего не говорил, он сильно хрипел и только. Из его узких, черных глаз катились слезы. На какое-то время ему удавалось открывать рот и шевелить языком. О чем говорил или просил Макулов, «палач» двухметрового роста так и не мог понять, да и понимать он не хотел. Ему было сейчас не до этого, жажда мести брала свое…
Развязка драки наступила минут через десять. Дежурный по части, седовласый майор, открыв дверь спального помещения, был ошарашен увиденным. В пустом помещении находилось трое солдат. Двое из них, один очень маленький, а другой длинный и тощий, лежали на полу. Между ними на корточках сидел с наголо остриженными волосами солдат и поочередно отпускал «почести» пряжкой солдатского ремня на голые задницы лежащих. Во время экзекуции старики издавали нечеловеческие крики и вопли…
Рядового Кузнецова с гауптвахты забрали только к вечеру. Дежурный по части решил дать время для обдумывания только что новоиспеченному солдату. Забирал молодого «старика» командир роты. Капитан был практически такого же роста, что и его подчиненный. Офицер был только значительно мощнее по фигуре, от этого он выглядел настоящим великаном. В этот вечер в канцелярии первой мотострелковой роты до поздней ночи горел свет. Никто из личного состава подразделения не мог знать содержание затянувшейся беседы между офицером и молодым солдатом. Не пытались делать «разведку» и старослужащие. Они просто-напросто очень боялись своего мощного командира, который уже порядочно «засиделся» на отличной роте. Продолжительная беседа была своеобразной игрой в одни ворота. Начальник задавал вопросы, подчиненный очень сухо на них отвечал. Александр, внимательно наблюдая за тем, как ротный старательно заносил его информацию в свой толстый «талмуд», иногда бросал изучающий взгляд на своего командира. На какие-то доли секунды их взгляды даже перекрещивались. Солдат первым не выдерживал и отводил свои глаза в сторону…
После завершения продолжительной беседы офицер встал из-за стола и крепко пожал руку своему подчиненному. Затем, немного подумав, он уверенно произнес:
– Знаешь, сибиряк… Бери сейчас свой матрац и неси его в зенитное отделение. Будешь продолжать службу у сержанта Дубровина. Он очень грамотный командир, да и ребята у него без всяких изъянов. Я этот перевод уже с замполитом обсудил, он также не против… Жалко то, что наш комиссар сегодня уехал в госпиталь…
Затем офицер опять присел за стол и снова придвинул к себе талмуд. Кузнецов, стоявший навытяжку, на обложке толстой тетради прочитал:«Книга индивидуальных собеседований с личным составом первой мотострелковой роты». Капитан непонятно почему улыбался и что-то помечал в своей тетради. Затем он ее закрыл, и откинувшись на спинку стула, оживленно проговорил:
– Кузнецов, у меня только-что идея в голове появилась… У нас скоро в полку соревнования по боксу будут. Наш полковой отец очень страстно любит бокс. Я ему уже порядочно приелся, да и возраст у меня уже не тот… Одним словом, я тебе даю возможность тренироваться. Тренировки только в свободное время. Как и где, это твои проблемы… В организации твоего бокса поможет сержант Дубровин. Я ему об этом скажу…
Офицер на прощание еще раз крепко пожал солдату руку и с гордостью произнес:
– Слушай меня, земеля… Я тебе честно скажу… Первый удар ротных дедов ты выдержал с честью… Ты действовал, как настоящий сибиряк… Ты, салага, наверное, не читал книги про героизм наших земляков. Они в годы войны шли в атаку в полный рост, именно сибирские полки спасли Москву…
Вторая ночь у молодого солдата Кузнецова в отличном подразделении прошла без всяких эксцессов, однако он опять всю ночь не спал. Причиной этому были уже не старики солдатской ранжирной системы. Думы о своих родителях, да и не только о них, заполоняли голову вчерашнего гражданского человека. Погруженный в эти мысли, он довольно часто смахивал рукой слезы…
После драки со стариками и беседы с ротным командиром Александр как-то по-другому стал воспринимать свое прошлое. Сейчас он очень сожалел, что не закончил десятилетку. Она могла бы открыть ему путь в институт. Время перед службой в армии он «просвистел». Даже в ПТУ по-настоящему не учился, к занятиям не готовился, довольно часто их пропускал. По этой причине он не стал каменщиком, его просто-напросто выгнали. Не задумывался он и над слезами матери, которая всегда плакала, когда получала письма от директора училища. Он не был помощником и в домашнем хозяйстве. Он даже не помогал родителям при заготовке сена или дров. Они, скорее всего, и сами не хотели по-настоящему приобщать к деревенскому труду своего единственного сына. Этим и пользовался он. Лишь после исчезновения отца Санька несколько исправился в лучшую сторону, он стал помогать матери на ферме. Скорее всего, у беззаботного детины тоже было сердце, ему надоели стоны матери по ночам.