Клятвоотступники - страница 45

— Они хозяева жизни. Находятся вне контроля государства и партии, поэтому имеют право высказываться так, как считают нужным, будучи уверенными, что их мнение никто оспаривать не будет, — Рыков сумел взять себя в руки и успокоиться.

Когда ушел Манаев, Федор Федорович направился к министру.

— Иван Георгиевич, — присаживаясь к столу, начал он, — я по поводу заметки в газете и той характеристики, которая дана мне. Обвиняя заместителя министра в некомпетентности, они оскорбляют не только меня, но и вас, и министерство в целом. Я прошу вашего разрешения на перевод в Белоруссию. Там меня хорошо знают и, по крайней мере, глупцом выставлять не будут, — взволнованно закончил Рыков.

— Я прошу вас успокоиться, Федор Федорович. Я вам уже говорил, что секретарь ЦК — человек непредсказуемый и такой черты, как деликатность, не имеет. Считая, что ему все позволено, он беспощаден в характеристиках и принимаемых решениях. К нам Виктор Яковлевич отнесся еще лояльно, поэтому простим ему эти характеристики, а проще, не обратим на них внимания, — старался успокоить своего заместителя министр.

— Вы не сможете, Иван Георгиевич, проигнорировать выступление газеты. Министерство обязано будет дать письменный ответ о принятых мерах. Защитить меня вы не сможете, а оскорбление просто так я проглатывать не хочу, поэтому прошу дать разрешение на выезд в Белоруссию. Квартиру я еще не получил, так что вам легко будет расстаться с Рыковым.

— Давайте наш разговор перенесем на завтра, тогда и решим окончательно, что делать. Вас прошу спокойно все обдумать и не принимать окончательного решения в таком состоянии. Оно может быть ошибочным. Договорились?

— Договорились, — ответил Рыков.

К концу рабочего дня раздался звонок из отдела административных органов ЦК. Рыкова приглашал на беседу заведующий отделом Владлен Порфирович Дауд, который в назначенное время приветливо встретил его в своем кабинете и угостил ароматным кофе. Федор Федорович инстинктивно чувствовал глубокое уважение к этому пожилому, умному, седому человеку. От него исходило удивительное спокойствие и доброта, положительно воздействующая на собеседника, отвечающего ему тем же.

— Что произошло, Федор Федорович? Зачем принимаете непродуманное решение уехать из республики? — спросил Владлен Порфирович.

— Мое решение продуманно. Поступить иначе я не могу, после того как меня публично унизили в газетной статье. Я не имею морального права встречаться с личным составом министерства и горрайонов и ставить перед ними задачи. Они действительно посчитают, что я болван, по протекции попавший на высокую генеральскую должность. Остается одно — уехать на родину.

— Сообщение готовил корреспондент газеты, а содержание согласовано с инструктором нашего отдела. Он наказан. В отношении вас мы сделаем поправку и принесем извинение в той же газете. Если вы согласны с принятыми мерами, то будем считать инцидент исчерпанным. О вас хорошо отзывается Иван Георгиевич Ганчук и дает отличную характеристику, — немного подумав, сказал Дауд.

— Спасибо вам, Владлен Порфирович, спасибо и Ивану Георгиевичу. Я к нему также отношусь с большим уважением. Принятых мер будет достаточно для того, чтобы чувствовать себя человеком и открыто смотреть в глаза своим подчиненным.

— Будем считать, что мы с вами договорились, — Дауд открыто посмотрел на Рыкова. — Заглядывайте к нам, Федор Федорович. Здесь вы всегда найдете поддержку, — поднимаясь с места, сказал он.

— Есть, Владлен Порфирович. Еще раз большое спасибо за внимание ко мне, — Рыков пожал протянутую руку и направился к двери.

В следующем номере газеты приносились извинения заместителю министра внутренних дел Рыкову за допущенные неумышленные искажения даваемой ему характеристики.

Солнечные, жаркие дни манили на озеро, реку или к любому водоему, где можно понежиться в прохладной воде. Но не каждый мог воспользоваться такой возможностью, пребывая в городе и изнывая от духоты. Становилось чуть прохладнее, когда приходили обильные дожди, отмывая улицы от пыли, остужая перегретый асфальт и стены домов. После такой «санитарной» обработки города дышать становилось легче.