Клятвопреступник. Избранное - страница 4
Стоя перед штурвалом в ожидании капитана, он задумчиво водил пальцем по запотевшему стеклу рубки. Под его рукой рождались резвые олени, пастушьи чумы, сосенки и легкие нарты охотника. Но линии тотчас же запотевали, и все растворялось в белесом тумане, словно уносилось в прозрачное осеннее небо. Он не знал, сколько оленьих упряжек умчалось ввысь — рука ходила сама собой. Тут его вывел из задумчивости грохот капитанских сапог по железной палубе. Буркин с длинным свертком под мышкой протиснулся в рубку, поставил его в угол и взялся за штурвал. Забурлила вода за кормой, катер круто развернулся и помчался вниз по течению. На буксире болтался пустой понтон из-под горючего.
Когда поселок скрылся за поворотом, капитан уступил штурвал Косте и развернул сверток.
— Во какую пушку заграбастал! — воскликнул он.
Костя никак не отреагировал.
— Стакнулся с продавщицей, в городе хрен купишь без бумажки!
Костя опять смолчал.
— Так-то, учись жить, Костатин, пока Буркин не скопытился!
Костя неопределенно хмыкнул только.
— Шестнадцатый калибр, хромированные стволы — настоящая пушка! — продолжал бахвалиться Буркин.
— Зачем тебе пушка-то? — спросил наконец Костя.
Он был удивлен тем, что за все месяцы совместной работы он ни разу не видел ружья в руках капитана. Казалось, тот никогда всерьез не интересовался охотой. И вот на тебе — сразу «пушку» купил.
— Ха-ха, знаешь, какой я стрелок! — хохотнул Буркин. — Таких еще надо поискать!
— Да?
— Да, мой друг! На любого зверя аль птицу больше одного патрона не трачу!
— Хм-м…
— Хоть мишку косолапого — одним выстрелом уложу! Потому как всякое зверье предо мной страх чувствует. Возьми того же мишку — силен, а боится меня!
— Да не боится он, — вступился Костя за медведя.
— Ха-ха, не боится?!
— У него нрав нелюдимый, не любит зазря встречаться с человеком…
— Во-во, через страх и не любит человека! — упрямился Буркин.
— Не-е, это не так…
— Вот ежели я бы с кулаками ходил по лесу, так он не стеснялся бы встречи со мной! — разглагольствовал Буркин.
— В лесу голова нужна, а не кулаки.
— Ладно тебе, тут такая пушка и последний райе — пожалте, мишка косолапое, на бережок!
— Жди, так он тебе и пожалует! — пробурчал Костя.
— Хрен с ним! — махнул рукой Буркин. — Без него не будем скучать, все-таки последний райе!
— Ума он еще не лишился…
— Ты все о мишке?
— Ну-у, о нем.
— Я, брат, еще ни разу не заканчивал навигацию без пушки. Бывало, и мишки косолаповы попадались. Ты меня еще не знаешь!..
А Костя и вправду совсем не знал своего капитана. Весной Буркин сам вызвался взять к себе новичка. Ни о чем не спрашивал, только поинтересовался, на самом ли деле Костя сын охотника. Получив утвердительный ответ, Буркин тогда удовлетворенно хмыкнул. Мол, сработаемся, землячок. И верно, Костя быстро освоился на катере. Помогла и природная сообразительность коренного жителя тайги, род которого многому научился на таежных тропах, многое постиг в борьбе за жизнь. А Буркин оказался вполне сносным капитаном-шефом — был в меру требовательным, к мелочам не придирался. В леспромхозе он был на хорошем счету. Этим летом директор хотел взять его на свой катер, да Буркин почему-то отказался. Мол, от начальства подальше спокойнее жить. Водил дружбу с егерями и рыбинспекторами, которых он частенько на катере угощал разными напитками. Смотря, кто что предпочитал. Словом, самый обыкновенный капитан. Только вот к его бесстрастно неподвижному лицу Костя никак не мог привыкнуть.
Двигатель работал ровно и монотонно. Шум его гулким эхом отзывался в настороженном осеннем лесу. Катер уверенно бежал по реке. Костя безошибочно угадывал русло, избегал отмелей и подводных коряг.
— Понимаешь, Костатин, я более двух десятков навигаций закрыл, — говорил Буркин, прочищая ружье от смазки. — Привычку имею к последним рейсам. Вот прикинь, до города сколько можем плыть?
— Ну, как всегда.
— Э-э, нет. Вместо двух дней можем плыть четыре, а то и неделю.
— Как так?
— Ведь двигатель может отказать.
— Может, конечно.
— Все лето не можем без единой поломки плавать…
— Все бывает, — согласился Костя.
— Во-во, а в низовье я такие места знаю, что тебе, сыну охотника, и не снились!