Ключ к Ледяному Источнику - страница 11

В тот вечер она еще не ложилась. Все уже разошлись, а Лина мыла полы. Она могла поклясться, что только что смотрела на порог, и никого там не было, как вдруг у дверей материализовался Ледяной. От неожиданности Лина вздрогнула и раздраженно всплеснула руками:

— Что, нельзя постучать?

Наемник продемонстрировал максимальное проявление эмоций на своем лице. То есть, слегка изогнул правую бровь.

— Ну страшно же, — продолжила Лина. — В сумерках и так плохо видно, а тут еще вы неожиданно на пороге.

— Зажги свет.

— Да вот так все просто! Как же я сама не догадалась! Делов-то, зажечь свет!

Лина устала, наверное, поэтому и разразилась столь неуместной тирадой. Кроме того, она совершенно не боялась Ледяного. Именно поэтому в ответ на его недоуменный взгляд попросту продолжила свою излишне эмоциональную речь:

— Не умею я! Тыщу раз пробовала, не получается! Все же просто — приложи руку и прикажи гореть! А у меня не получается! Можете, как и все, назвать меня ни на что не годной чужемиркой, а я пока пойду вам яичницу пожарю.

Лина в сердцах бросила половую тряпку в ведро и повернулась было к кухне, но Ледяной молча прошел вперед и взял с одного из столов световой кристалл. Встал перед Линой.

— Руку положи.

— Что? — Лина опешила. Как-то она была не готова еще раз пробовать. — Я… Извините, я … Я буду вам благодарна, если вы зажжете, но…

— Руку положи.

Лина несмело положила руку на кристалл и подняла взволнованный взгляд на Ледяного.

— Ну, вот я ему говорю, а он не горит…

— Представь его светящимся. Смотри на него и представляй его светящимся. Ты же знаешь, как он светит?

— Знаю.

— Ну…

Лина на секунду оторвала руку от кристалла, обтерла ее об фартук и снова дотронулась. Она даже зажмурилась, стараясь как можно яснее вспомнить теплое желтоватое свечение артефакта.

— Вот видите, — Лина открыла глаза и хотела сказать Ледяному, что она старалась, но ничего не получается, но артефакт светился. Она аж отпрыгнула, а наемник просто стоял и молча смотрел на нее.

— Это я зажгла? — Лина схватилась руками за волосы, потом за фартук. Кажется, на глаза навернулись слезы.

Ледяной быстрым прикосновением потушил кристалл и поставил стакан с ним на стол:

— Попробуй еще раз.

— Еще раз?

— Пробуй.

Лина поднесла ладонь к артефакту и представила его светящимся. Кристалл послушно засветился.

— Ты можешь делать свет сильнее или слабее. Точно так же. Дотронься и представь.

Лина послушно попробовала. Кристалл действительно слушался. От переполнявших ее эмоций Лина заплакала:

— Почему? — она говорила шепотом, тем самым страстным шепотом, которым говорятся самые серьезные обещания и самые страшные проклятия. — Почему никто не показал мне этого раньше?

Ледяной перевел взгляд на кристалл и явно задумался о чем-то своем:

— Здесь не любят чужаков.

У Лины вырвался нервный смешок:

— Это точно! — она утерла слезы передником. — Вас целый день не было, хотите горячего погрею? Или просто бульон могу принести.

— Спасибо, — он улыбнулся, совершенно по-настоящему ей улыбнулся. — Я ел в дороге. Яичницы с мясом и теплого взвара вполне хватит.

Лина, глядя на него, тоже улыбнулась, кивнула и пошла на кухню. У нее появилось стойкое ощущение, что она только что обрела друга. Своего единственного друга здесь.

С приходом настоящей весны дни стали длиннее, но, как ни странно, потекли быстрее. Так же, как и воды в любимой Лининой горной речушки. Там на берегах уже совсем не осталось снега. Вода перестала быть прозрачной и бурным грязным потоком неслась вниз по склонам, унося с собой мусор, камни, зиму.

Лина, как и все в таверне, с нетерпением ждала новых путников. Но если другие спрашивали приезжих о новостях из больших городов, то Лина спрашивала о дороге. Урма ругалась на нее, запрещала приставать к дорогим гостям.

Когда кухарка увидела, что Лина теперь сама может и очаг разжечь, и кухню быстро прибрать, то переложила на Лину почти всю тяжелую работу. Урма старалась не выпускать ее с кухни, покрикивала, что работы много, а чужемирка тут прохлаждается. Гости, видя отношение хозяев таверны, посматривали на Лину кто с жалостью, кто с брезгливостью и в беседы с ней не вступали.