Ключ Лжеца - страница 10

В гавань Олаафхейма мы прибыли, когда по воде к нам уже тянулись тени от кораблей на якоре. Снорри свернул парус, а Туттугу грёб к причалу. Рыбаки прерывали свои занятия, поставив корзины с хеком и треской, и таращились на нас. Торговки рыбой откладывали недоштопанные сети и толпились за спинами своих мужчин, глазея на новоприбывших. Норсийцы, занятые какими-то делами на ближайшей ладье из четырёх, высовывались за борт и кричали что-то на старом языке. Угрозы или приветствия, кто знает – викинги и самые тёплые пожелания могут прорычать таким тоном, что кажется, будто он обещает перерезать горло твоей матери.

Когда до причала оставался ярд, Снорри прыгнул с борта лодки на причал. Местные хлынули на скалу и немедленно его обступили. По множеству похлопываний по плечам и тону рычания я догадался, что у нас всё в порядке. Из-под некоторых бород изредка даже смешки доносились, что было непросто, поскольку члены клана Олааф отращивали на лицах самую впечатляющую растительность из всех, что я когда-либо видел. Многие культивировали такие лохматые взрывы, которые выглядели, словно обычные бороды после неожиданных и крайне поразительных новостей. Другие заплетали их в две, три, а то и в пять кос до пояса с железными колпачками на концах.

– Снорри. – Новоприбывший был ростом больше шести футов, шириной не меньше, к тому же толстый и с похожими на куски мяса руками. Сначала я подумал, что на нём весенняя шуба или что-то вроде шерстяной рубахи, но когда он подошёл к Снорри, стало очевидно, что это волосы на его груди просто не знают, когда остановиться.

– Боррис! – Снорри протолкался через остальных, чтобы пожать руку этому человеку. Они кратко поборолись, не уступая друг другу.

Туттугу закончил привязывать лодку, и местные, по двое на каждую его руку, втащили его на причал. Я быстро взобрался вслед за ним, не желая, чтобы и меня вытаскивали.

– Туттугу! – Снорри указал Боррису на него. – Ундорет. Мы, пожалуй, последние из нашего клана, он и я. – Он замолк, приглашая присутствующих уличить его во лжи, но никто не признался, что видел других выживших.

– Чума на всю Хардассу. – Боррис сплюнул на землю. – Будем убивать их, где встретим. И всех, кто якшается с Затонувшими Островами. – В ответ на это поднялись гул и крики. Многие плевали, произнося слово "некромант".

– Чума на всю Хардассу! – крикнул Снорри. – За это стоит выпить!

Крича и топая ногами, вся толпа направилась в сторону лачуг и усадеб, стоявших за рыболовными зданиями и сараями для лодок гавани. Снорри и Боррис шли впереди, положив руки друг другу на плечи и хохоча над какой-то шуткой. А меня, единственного принца из присутствующих, никто не представил, и я плёлся в хвосте, среди рыбаков, руки которых до сих пор были в чешуе от улова.

Пожалуй, у Тронда, как и у всех городов, есть свой особый запах, и вскоре его уже перестаёшь замечать. Подышав денёк в море воздухом Атлантидского океана, не испорченного ничем, кроме чуточки соли, я понял, что ближние снова могут раздражать мой нос. Олаафхейм вонял свежей рыбой, по́том, несвежей рыбой, сточными водами, тухлой рыбой и необработанными шкурами. И становилось только хуже по мере того, как мы медленно продвигались вглубь, через лабиринт низких лачуг из распиленных брёвен, с торфяными крышами. Перед каждой лачугой висели сети, а сзади были сложены укрытые дрова.

Большой зал Олаафхейма оказался меньше фойе во дворце моей бабушки. Это было наполовину деревянное строение, у которого была замазана грязью каждая щель или впадина, куда ветер мог сунуть свои пальцы. Дранка на крыше проредилась от зимних штормов.

Я пропустил вперёд себя толпу норсийцев и обернулся лицом к морю. На западе на ясном небе садилось алое солнце. Зима в Тронде была длинной и холодной. Да, я провёл в мехах на постели неблагоразумно много времени, но, по правде говоря, на севере большинство поступает так же. Ночь может длиться двадцать часов, и даже когда день, наконец, наступает, никогда не становится теплее уровня, который я называю "ну уж нахуй" – поскольку, стоит только открыть дверь, как твоё лицо тут же замерзает настолько, что становится больно говорить, и тогда ты мужественно произносишь: "ну уж нахуй", разворачиваешься и возвращаешься в постель. Зимой на севере нечем особо заняться, кроме как терпеть её. В самом разгаре сезона восход и рассвет настолько сближаются, что если бы мы со Снорри находились в одной комнате, то Аслауг и Баракель могли бы даже встретиться. Чуть дальше на север, и они наверняка бы встретились, поскольку там дни сокращаются совершенно, становясь одной сплошной ночью, которая длится неделями. Хотя вряд ли встречу Аслауг с Баракелем можно назвать хорошей затеей.