Ключи от дворца - страница 9
А пулемет не умолкал.
Дворец, всего несколько минут назад вызывавший у гитлеровцев самодовольную ухмылку своей целостью и добротностью, теперь выглядел отчужденно, неприязненно, враждебной крепостью. Но окна на всех его этажах были плотно закрыты, показавшееся солнце отражалось в них слепым оловянным блеском, никого не было видно и на балконе, что тянулся вдоль центральной части фасада. Значит, стреляли не оттуда? Кто-то из немцев вскрикнул, указал рукой на крышу. Все увидели перебегавшего по ее скатам красноармейца. Он пригнулся, исчез за гребешком водосточной трубы и снова открыл огонь. Отсюда, с крыши Дворца, которая главенствовала над всем западным сектором города, пулемет, вероятно ручной, мог доставать своим огнем даже далекий железнодорожный переезд. Но стрелявший, наверное, экономил патроны и предпочитал выбирать более близкие цели. Грузовики, загромоздившие улицу, опустели, в кузовах остались только трупы. Те немцы, что успели скопиться у портала, были в непростреливаемом пространстве и пробовали выломать дверь центрального входа, но, массивная, дубовая, она не поддавалась ни дюжим плечам, ни прикладам. Тогда кто-то подтянулся к высокому окну первого этажа. Зазвенело разбитое стекло, затрещала фрамуга. Путь внутрь Дворца был открыт. По коридорам гулко загромыхали подкованные железными набойками сапоги. Где-то ведь должен находиться люк на чердак? Солдаты пробежали через читальный зал, потом по коврам Большой гостиной, потом поднялись на второй этаж, где тянулась анфилада комнат детской музыкальной студии. Мимо углисто мерцавших роялей, на откинутых крышках которых мутным неправдоподобным отражением возникли разъяренные лица пришельцев, мимо пюпитров, на которых заброшенно пылились оставленные ноты, мимо домр и бандур, откликнувшихся на топот сапог легким дребезжанием металлических струн… Дальше, дальше! Лучи вынутых из карманов фонарей воровато зашарили в театральном зале, в темной глубине сцены, где так и остались неубранными декорации последнего спектакля — холст с нарисованной на нем поймой большой реки, синие дали, за лугами рощи, селения, золотистые макушки церквей… Обрыв, с которого Катерина бросилась в Волгу…
Солдаты, путаясь в свисавших падугах, опрокидывая мешавшую им мебель реквизита, разыскивали дорогу наверх. Но, опережая тех, кто проник внутрь Дворца, уже ловко лез по узкой пожарной лестнице, приделанной к зданию со стороны заднего двора, какой-то блондинистый разбитной ефрейтор. Снизу, с земли, за ним следили сотни глаз, слышались подбадривающие возгласы… Он подлез к карнизу и, одной рукой держась за верхнюю перекладину лестницы, уже снимал болтавшийся на шее автомат… Но в эту минуту сухо прозвучал одиночный выстрел, и ефрейтор, судорожно взмахнув руками и вскрикнув, полетел вниз.
После этого надолго наступила тишина. Пулемет замолчал. Возможно, что у стрелявшего кончились патроны. Правда, никто больше не решался подняться на крышу по пожарной лестнице, понимая, что, с патронами или без патронов, красноармеец теперь следит за ней. А позже сверху послышались глухие удары. Те, кто проник внутрь здания, подобрались к чердачному люку и вот-вот могли его взломать. Солдаты, укрывшиеся под стенами Дворца, стали один за другим выходить на асфальт перед подъездом — ведь красноармейцу теперь было не до них, — и они задрали головы, надеясь увидеть приближавшуюся развязку.
— Рус… Плен… Плен!
— Есть жизнь!
И вдруг, будто отзываясь на эти возгласы, на узенький бетонный козырек, нависавший над крыльцом, вышел он. Солдаты вначале испуганным стадом шарахнулись под надежную защиту стен, но, в какой-то миг рассмотрев, что их противник на этот раз безоружен, снова вернулись и столпились перед крыльцом.
Красноармеец стоял, чуть пошатываясь, с забинтованным лбом, с заложенными назад руками. Пожалуй, только давно не бритое лицо старило его, а так — юношеская худоба плеч, неокрепшая тонкая шея подростка в расстегнутом воротнике гимнастерки. Ветер пошевелил и разбросал пряди волос над грязной окровавленной повязкой, и он откинул их назад резким движением головы, не вынимая рук из-за спины, всматриваясь в толпившихся внизу солдат с презрительной, словно бы вопрошающей усмешкой…