Ключи ушедшего бога - страница 5

стр.

Враз вымокший Макс, принимая подобающую случаю позу горного орла, обтекал молча и сосредоточенно, как подобает занятому важным делом уважающему себя созданию.

Я неопределенно пристукнула зубами в ответ на радостный возглас Мишани и невольно втянула голову в плечи – прямо над нашими головами полыхнуло и почти сразу грохнуло небо. Очередной резкий порыв ветра заставил громадный тополь во дворе затрещать. Потом я увидела внезапно выступившие черные пятна на пацане, собаке и, вот дура, дальше действовала рефлекторно – бросилась вперед и снесла хлипкое тельце ребенка с газона, собака инстинктивно дернулась следом за мелким хозяином. А я уже не успела. Большая ветка – она тот же кирпич, только тяжелее и другой формы. Зачем я это сделала? Наверное, слишком замерзла и мозг отключился. Дура? Дура! Ой дура…

Мир померк, где-то в отдалении раздался задумчивый и очень знакомый голос:

– Я ж говорил, кармой зачтется…


Пришла в себя я резко, от дикой вони. Кровь, потроха (точно как в деревне у бабки, когда курам по осени головы рубили), жженая кость и еще что-то невообразимо противное составляли аромат, шибающий в нос почище нашатыря. Было темно. Лишь чадящий свет пары догорающих факелов размазывал мрак до насыщенно-серого. Справа отчетливо тянуло сыростью. Слева и впереди едва различались предметы, идентификации не поддающиеся. Я улавливала лишь контуры неровного громадного шара и пары сооружений (ящики? бетонные блоки? саркофаги?) с прямыми линиями, поверх которых валялись какие-то длинные мешки.

Во всем организме ощущалась удивительная… нет, блин, не легкость. Тяжесть и онемение! Как в отлежанной за ночь руке. Только я вся была рукой. Мысленно прикинула – двигаться вроде как могу, но с трудом. Тело воспринималось странно, словно засунули меня в грубый скафандр, а перемещаться в нем не научили. Попытавшись пошевелиться, я лишь едва заметно дернулась и зашипела сквозь зубы от возмущения.

Спустя несколько секунд послышался мужской хриплый голос слева, со стороны «ящиков и мешков»:

– Ким, лапуля, ты никак жива?

В ответ хрипуну никто не отозвался. Я снова злобно запыхтела, пытаясь заставить тело если не сесть, то хотя бы поднять руку. Вместо этого дернулась, будто ей засадил молотком по колену садист-невропатолог, правая нога. По всему телу волной прошлись колкие, мерзкие мурашки. Я умерила запросы и еще раз попыталась шевельнуть уже не рукой, хотя бы большим пальцем на левой руке. Вместо него сжалась в кулак и стукнула по чему-то твердому правая ладонь. Новая волна мурашек-льдинок протопала сквозь тело. Они поселились не только на коже, но и под ней, в нервах, сухожилиях, даже костях. Боли не было, лишь общее неприятное ощущение, дополняемое осознанием полного бессилия. Я словно оказалась участницей шоу «Почувствуй себя перевернутой черепашкой, сто процентов реалистичности погружения в среду гарантировано».

Снова постаралась пошевелить тем же пальцем левой. На сей раз приливная волна мурашек оказалась скромнее, и нужный палец дрогнул, а потом беспорядочно задергался. Будто мозг и организм никак не могли договориться между собой или последний запутался с расшифровкой поступающих сигналов.

От усилий на лбу выступил пот, но я все пробовала и пробовала, злясь от беспомощности, пока наконец сначала правая, а потом и левая руки поочередно не сжались в кулаки, а затем не разжались.

Сердце бухало в груди, как после забега на пять километров, перед глазами плясали стеклянистые червяки и черные точки, но у меня получилось! Я торжествовала: «Ура, заработало! Сейчас полежу еще немного и займусь ногами!»

Пока боролась с собой, мужчина не унимался. Он, видать, тоже собирался с силами и теперь снова звал:

– Ки-и-им!

Теперь к нему присоединился еще один хрипловатый басок, похожий на первый:

– Ки-и-им?

Пока я соображала, где, что, почему и зачем, сбоку заговорили между собой сразу двое.

– Керт, чего лапуля-то молчит? Неужто язык прикусила?

– А я знаю, Кирт?

– Тут такое творилось, кобылу мне в жены, что как мы себе чего не откусили, а может, и откусили – не разобрать, – прохрипел названный Киртом, почему-то приплетая в речь странные пожелания про лошадок. (Может, он так ругался?) – Голова гудит, словно гуляли в «Веселом путнике», пропивая половину десятинного жалованья. Причем все потратили на горячивку, а не на закусь и девок.