Книга 13 - страница 26

стр.

Да, там было страшно, здесь - невыносимо! До разрывающего нутро воя, до желания сдохнуть, отдать себя, лишь бы не слышать ее крик, не чувствовать каждой клеткой ее боль. Здесь было невозможно, но Олиш продолжал держать ее руки, прижимать плечи и говорил, говорил, говорил… пока не сорвался на полуслове, увидев, как ошеломленно открылись глаза Кэтрин, за собственным хрипом расслышавшей слабый, похожий на писк крик ребенка. Как появилось в них осознание того, что сейчас происходило, как…

- Маргрет, - без малейших сомнений отозвалась Кэт. Поерзала в кресле, прислонилась к нему, устраиваясь удобнее, – Валесантери поддается, - теперь уже она потерлась щекой о его руку. – Он часто влюблялся, но полюбил впервые.

- Она значительно старше… - качнул головой Олиш.

О чувствах Горевски к своей матери Олиш догадывался, но…

Их мир не сошел с ума, он просто заставил главное вновь стать главным, вернув любовь на тот пьедестал, где ей и было место. И не важно, что звучало патетично! Не пройдя путь до конца не поймешь, где его цена, а где - ценность.

- Пусть они будут счастливы, - созвучно его мыслям, отозвалась Кэтрин. И добавила, чуть слышно: - Сколько смогут.

- Пусть будут, - согласился с ней Олиш, приняв это и для себя. Сколько смогут. – Император Хандорс просил разрешение на встречу с тобой.

Перехватить Кэтрин Олиш не успел. Она сорвалась рывком, бросилась вперед, тут же попав в объятия кинувшегося ей навстречу Сашки. Замерла в кольце его рук…

- Нет! – не крикнула, всхлипнула она, уткнувшись носом Кабарге в шею.

Женщина-ребенок…

Больше всего на свете Олиш боялся ее потерять.

Больше всего на свете он боялся, что она вновь станет той, прежней, вычеркнув его из своей жизни.

Больше всего на свете…

Все, что он сейчас делал, лишь приближало этот миг. То ли потери, то ли…

- Зачем?! – Маргарет подошла стремительно, остановилась напротив. Когда Олиш не отвел взгляда, прекрасно понимая, о чем именно она спросила, первой опустила глаза, тут же тихо добавив: – Прости…

О необходимости этих встреч предупреждали отвечавшие за реабилитацию Кэтрин медики. Маргрет об этом было известно.

Как и Кабарге.

И старшему Горевски…

- Значит, я не дам ему разрешения, - старательно выдержав спокойный тон, произнес Олиш. – Когда борт? – обращаясь уже к Валесантери, спросил он.

- Утром, - так же, словно ничего необычного не происходило, отозвался тот. – Там будет Красотка. Передать что-нибудь от тебя?

- Красотка? – продолжая прятаться в объятиях Сашки, повернула Кэтрин голову. – Я ее помню.

- Она теперь с Фраем, - небрежно бросил Олиш. Отошел к столику, налил себе воды из прозрачного кувшина. – Странный выбор, но выглядит она счастливой.

- Фрая не помню, - отстранилась Кэтрин от Кабарги. Подошла, остановилась за спиной.

Больше всего на свете он боялся…

- Мне обязательно встречаться с императором Хандорсом?

Он должен был сказать «да», но…

- Нет, - поставив стакан, повернулся он к ней. Улыбнулся… мягко, не по необходимости, потому что так чувствовал. И еще раз повторил, чтобы уж точно без сомнений: - Нет!

Катер поднялся, сделав круг над домом, ушел к алеющему рассветом горизонту. И исчез, растаял в начинающемся дне.

- Я больше не могу! – вздрогнув всем телом, протяжно выдохнула Маргрет. – Не могу! - повторила она со стоном и дернулась, согнулась, готовая в бессилии рухнуть на колени.

- Можешь! – перехватив, прижал ее Олиш к себе. Зарывшись пальцами в волосы, успокаивая, заставил опустить голову себе на плечо. Бережно провел ладонью по спине. – Можешь, потому что других вариантов у тебя нет! Только верить и надеяться.

- А у тебя! – все-таки вывернулась она, с вызовом посмотрела ему в глаза. – Почему ты…

- Мама! – не повышая голоса, оборвал Олиш.

Что творилось в ее душе, прекрасно понимал, но…

Провожать тяжело. Ждать – невыносимо. А вот так, как он? Изо дня в день видеть, как любимая балансирует на грани между тем и этим?

Женщина-девочка. Девочка-женщина…

Той, прошлой Кэтрин Горевски, ей уже не быть. Но сумеет ли стать Кэтрин Кураи?

- Ты разговаривал со Штормом? – Маргрет предпочла ему окно. Вязанная кофта натянулась, когда она, словно мерзла, запахнулась сильнее.