Книга 3. Какого цвета любовь? - страница 15
Длилась, однако, эта идиллия совсем недолго. До тех пор, пока мама, наконец, не заметила Аделаидиного подозрительно счастливого выражения лица. Она потребовала объяснений. Как это так? Что-то доставляет Аделаиде несомненное удовольствие и это «что-то» исходит не от неё! Потом мама снова потребовала объяснений – откуда у Аделаиды деньги, если они ей не дают. Но больше всего её рассердило именно само действо:
– Что ты таскаешь домой дрянь всякую?! Что ты позоришь меня перед людьми?!
– Что, у нас дома кушат ничаво ниэт?! – папа был вне себя! – Сасэды думают, что ми ребйнка нэ кормим! Што мой жена не гатовит! А что тагда мой жена делает, а-а-а-а?! Может крэм на своё лицо дэлаэт?! (Что моя жена не готовит дома кушать?! И чем тогда она занимается?! Может крем на лицо мажет?!)
– Оказывается – носит и носит! Носит и носит! – Продолжала сердиться мама. – А я-то, глупая, не пойму: почему ребёнок стал так плохо кушать?! Давай, давай, отрави его! От тебя всё можно ожидать! Ты же ненормальная!
– Взаместатаво, чтоби на пэрэмэнэ павтарит уроки, пригатовица, сидыт в буфэтэ! У тебя яблок нэту?! Кушай, ну, сиди! Сматри, чтоб эта болше не било! Извинис сечаже пэрэд мамай!
– Но за что?!
– Как «что»?! Ти иво апазорила перед лудми! Значит мама дома ничаво нэ гатовит, плахая хазяика, ми вам нэ кормим, капуто ти иво кормиш! Скажи сечаже: «Извини, мама!», скажи: «Эта больше нэ павтарица!» Тиш то принэсла? По матэматикэ спрашивали?
– Э-эх! Останешься за бортом! И все будут плевать в твою сторону! – Мама делала вид, что уходит в кухню, но топталась на одном месте и ждала извинений.
Сёма стоял рядом и тоже с интересом ждал развязки. Он как бы даже и не расстроился, что больше ему не будут приносить сосиски. А, ну и что! Большое дело! Он маме скажет, она пошлёт папу и папа купит ему! Зато сейчас то, что происходит, гораздо интересней!
– Извини, мама! Я так больше никогда не буду! – Аделаида смотрела в пол.
– Даёш чеснаэ слово? – Папа, спасая поруганную честь жены, никак не мог уняться.
– Даю! – Голоса Аделаиды почти не было слышно.
– Нэ слишу! Что ти сказала?
– Сказала: «Даю!»
– Что за тон?! – Мама, почти ушедшая на кухню, снова развернулась обратно. Она прямо на глазах оскорблялась всё больше и глубже. – Ты посмотри, как ты со мной разговориваешь! Смени тон! Посмотри – как ты со мной разговариваешь и как ты с чужими разговариваешь! Я тебе не какая-нибудь там твоя дебильная подруга! Ты забываешься. Ты с матерью разговариваешь, а не с кем-нибудь на улице! Не «сказала даю», а говори нормально! Как тебя учили?!
– Мамочка! Извини меня, пожалуйста! Я так больше никогда не буду! Я даю честное слово исправиться.
– Хорошо! Чёрт с тобой! Поживём – увидим. Говори: что принесла? – Как обычно все беседы начинались или заканчивались вопросами о школьных успехах.
– Меня не спрашивали.
– Что значит «не спрашивали»?! Значит, была не готова! Была бы готова, подняла бы руку, тебя бы спросили! Значит – не занимаешься. Опять дурака валяешь. Сказала я тебе – останешься за бортом! Потом локти будешь кусать, но будет поздно!
И снова слово «борт» подействовал на Аделаиду магически…
Она летит к земле, раскинув руки и улыбаясь ощущению чудесной радости от свободного полёта… Хрустальный воздух смахивает с её лица слёзы.., И вот руки превращаются в огромные сильные крылья…
– Да она меня не слышит! – Мама готова была сорваться на крик и из последних сил сдерживала себя.
– Василий! Эта дура даже не слышит, о чём я говорю!
– Слышу! Мамочка! Извини меня, пожалуйста! – белые крылья за спиной исчезли. Аделаида снова в коридоре с круглыми часами на стене с золотистыми цифрами, стоит навытяжку перед мамой. – Я так больше никогда Не буду! Я даю честное слово исправиться и приносить только «пятёрки». Я сейчас переоденусь и сяду готовить уроки.
– Иди сперва жри! – Мама начала «успакаиываца», но пока нельзя было сдавать так сразу позиции, то есть надо было пока дать понять Аделаиде, что её «обида» пока не «отпустила».
Горелая вермишель была похожа на тот клей, который ей подарил расклейщик афиш в спичечной коробочке, и которым она хотела склеить деревянную катушку, только с чёрными прожилками… Клейстер из «вермишол» (вермишели) расползался по нёбу и при глотании лез обратно. Аделаида залила «клей» томатной подливкой. Так получалось монолитней и скользило лучше.