Книга без переплета - страница 17

стр.

— Вы меня совсем запутали, отец Григорий, — пролепетал Овечкин, опуская голову.

— Отнюдь! — весело сказал отшельник. — Только ничего у тебя не выйдет, сынок. Во-первых, Ловчий с Пэком сейчас злы на тебя и ни за что не пропустят. А во-вторых, я за тобой прослежу, уж не сомневайся. Вернешься ты отсюда прямехонько в Таврический сад. И дам я тебе адресок одного выученика моего, Аркаши Каверинцева. Скажешь, что от меня, и он приютит тебя на первое время. А там видно будет. Пока что ложись, отдохни. До утра всего ничего осталось.

Он легко поднялся с лежанки и взял со стола керосиновую лампу.

— Пойдем, на сеновале тебя устрою.

— Погодите, — сказал обескураженный таким прозаическим окончанием разговора Михаил Анатольевич, с трудом опуская на пол изрядно отсиженные ноги. — А что же было до моего рождения?

Отшельник остановился на пороге и бросил на него насмешливый взгляд.

— Много будешь знать — скоро состаришься. Ни к чему тебе пока что это знание. Да ты мне и не поверишь, чего доброго…

— Но вы же знаете, — упрямо сказал Овечкин, уверенный, что так оно и есть. — Кто вы, отец Григорий?

Забыв о мурашках, бегающих по ногам, он, затаив дыхание, всматривался в лицо старика. В неярком свете старинного светильника тот со своими белыми волосами, рассыпавшимися по плечам, орлиным носом и зоркими, пронзительными глазами, в которых Михаил Анатольевич, перестав бояться, отчетливо различал сейчас почти нечеловеческую остроту ума и понимания, еще более походил на волхва. Старик казался вышедшим из глубины веков, древним, как сам мир, сновиденным образом и в то же время был совершенно живым, реальным и близким, пугал и притягивал. И Овечкин, словно под властью чар, не в состоянии был отвести от него взгляда.

Прямая линия рта под густыми белыми усами дрогнула и изогнулась в едва заметной улыбке.

— Отшельник я, — сказал отец Григорий, и голос его, доселе тихий и мягкий, обрел звучность и силу. — Монах, ведун. Что ты еще хочешь знать обо мне? Может статься, однажды снова найдешь ко мне дорогу. Тогда и поговорим. А нынче — не время. Судьба твоя ищет тебя, и завтра ты отправишься к ней навстречу, ибо медлить нельзя.

Он вдруг засмеялся.

— Не хотел бы я, чтобы все, с кем должна свести тебя судьба, явились сюда и нарушили мое уединение. Пойдем же! Ночь кончается.

Старик поднял лампу повыше и повернулся к двери. И Михаил Анатольевич, очарованный и какой-то отупевший одновременно, лишь вздохнул тяжело и покорно двинулся следом за ним.

ГЛАВА 5

Аркадий Степанович Каверинцев, известный в волшебных кругах под прозвищем Босоногий колдун, был действительно непревзойденным специалистом по параллельным мирам. Он был гений. Еще младенцем умел он передвигать взглядом предметы и сращивать сломанные кости простым наложением рук. Дожди он вызывал играючи и десяти лет отроду вынужден был бежать из дому, опасаясь справедливого гнева односельчан, — один из дождей, вызванный забавы для, оказался вдруг по недоразумению градом и погубил посевы. В Муромских лесах прибился маленький Аркаша к отшельнику-исихасту и обучился в молчании созерцать величие Божье, а заодно открыл и непомерную безграничность собственных возможностей. Далее судьба свела его с неким кудесником, который преподал ему основы магического искусства. Босоногий чумазый отрок в считанные месяцы превзошел этого своего учителя и, обуреваемый жаждою дальнейших знаний, отправился открывать белый свет. Границ между государствами для него не существовало. Он перезнакомился со всеми своими выдающимися современниками — философскими и мистическими умами ХV столетия. Знания их он впитал с той же скоростью, с какою губка впитывает воду. Возвратившись, однако, навестить первого своего учителя, отца Григория, обнаружил, что умнее почему-то не стал…

С чем Босоногий колдун никогда не мог совладать, так это со своим озорным и непоседливым характером. Открыв возможность проникать в параллельные миры, Аркадий Степанович побывал везде, где только мог сохранять свое физическое обличье, а где не мог — путешествовал духом. И везде он чему-то учился, а кое-где и активно участвовал в общественной жизни.