Книга Корешей - страница 4
В следующую секунду дверь камеры шумно захлопнулась перед моим носом и я увидел пару фоток из журнала Тайм — которые были видны только когда камера закрыта, и мою неровную надпись «Не прислоняться».
Устроить свалку перед ментом не требовало особого мужества, но постоянные мысли о депортации закалили меня и я был готов к большему. Дали бы пулемет, я держал бы в хате круговую оборону до последнего патрона — для себя. Хотя опять же во всем сквозил холодный расчет — виза, возможный выкуп, да и сам факт что тюрьма белая, поорал бы я такое в черной окружной тюрьме? Не знаю, право слово.
Кормушка раскрылась и возникла веселая рожа Беригана.
-Спасибо конечно, Гоноловаганвнов — но в следующий раз позволь мне самому принимать оперативные решения. Дешона Филипса выпустят через семьдесят два часа. Пока посидишь под замком — я обязан реагировать на инцидент, согласен?
Честно сказать я был только этому рад. Можно писать сколько хочу не отвлекаясь.
Еду мне теперь таскает Илья. С его бородищей четника, серб напоминает страшного старика из кино «Один дома» . По широте славянской души, он добавляет на поднос то печенья, то леденцов - от себя.
В день битвы с Джанго он принес газету с фоткой русского истребителя снова опасно сблизившегося с американским крейсером. «Ты» - ткнул он фотку. Я ему хотел сказать, что это не безбашенная отвага, а приём разведки — посмотреть как быстро реагирует противник, но не хватило знаний сербского.
Про Илию я узнал многое из его приговора — он просил растолковать. Серб и вправду оказался настоящим четником — отстреливал хорватских усташей и мусульман из СВД бронебойными, трассирующими и обыкновенными пулями. Его левый глаз подёргивается нервным тиком — проф болезнь старых снайперов. Получая гринку, Илья соврал, что не участвовал в югославской войне. Теперь они как-то это раскопали, через много лет, и его депортируют как «военного преступника».
Илие плевать — семью вывез еще тогда, через Австрию. Дети выросли. Домик есть в Боснии. Пенсия пятьсот баксов. «Радо еду до дому».
Вечером, вернувшись с прогулки Илья принес живого кузнечика. Зелёный раздолбай сам запрыгнул в тюрьму, почти как я.
Илия тихонько коснулся мизинцем усов кузнеца. Вопреки моим ожиданиям, кузнечик не отпрыгнул, а пополз в атаку на грубые пальцы военного преступника Илии.
Четник играл с ним несколько минут, как с дворнягой. «ЗЗЗЗ» - изобразил комара я : «ЗЗЗ это - комарец. А это кто будет?» я тихонько ткнул в сторону ручного кузнечика.
«Скаковец» - почти нежно сказал Илия - «Скаковец»
1
Наручники защелкнулись тоскливой трещоткой. Когда арестовывают впервые, этот звук возбуждает. Когда арестовывают в четвертый раз— вызывает тошнотворную муку.
Менты бесцеремонно вытолкнули меня из дома, я автоматически глянул на почтовый ящик и сразу увидел посылку. Словарь современного городского сленга. Заказал его по-дешевке пару недель тому, и по детски проверял почтовый ящик каждый день. Словарь, наконец, пришел, но ласково взять его в руки, полистать, с любопытством наткнувшись на неожиданные дефиниции уже не придётся.
«Гляньте-ка, офицеры» - обрадовался я: «Разве может преступник по почте получить словарь городского сленга? Я учёный, можно сказать - у меня академический склад ума»
«В тюрьме» - прошуршал высокий сержант-негр: «В тюрьме теперь станешь изучать городской сленг, академишн»
через минуту я сидел пристёгнутый к жесткому пластиковому сидению крузера. Жена прошла мимо с дочкой на руках. Я молил всех святых чтобы они глянули на меня, но их внимание было занято чем-то другим. Меня забыли в клетке. В ментовской клетке чувствуешь себя духом недавно умершего — ты их видишь, а тебя для них уже не существует.
Ментовская машина тронулась вниз по улице, улице где я прожил последние лет десять. Ментов от меня отделяла стенка из пуленепробиваемого плекса. На стенке было проплавлено «Сделано в США, Портленд, Орегон» и я подумал как роскошно было бы очутиться сейчас в вечнозеленом Орегоне.
Радио ментов сопело белым шумом. Между их затянутыми мускулистыми от бронежилетов спинами, стоял скорострельный карабин. Говорят ментов часами тренируют на играх-стрелялках — чтобы сперва работали на поражение, а потом уже думали чего в протоколе писать. Shoot first, ask questions later.