Книга о разведчиках - страница 2

Но ни на следующий день, ни через неделю в военкомат не вызвали. Других вызывали, а меня — нет. Отпросился у завскладом, понёс новое заявление (может, то затерялось где-нибудь в этой кипище). Потом ещё одно, ещё… В военкомате ворчали: чего, мол, лезешь, не до вас, молокососов, придёт время — вызовем.

Я в трактористы тем временем перешёл, потом в шофёры, перегонял НАТИ из Барнаула в Славгород.

Вызвали в конце апреля сорок второго года, когда пришло время призыва. Привезли нас в запасную часть. Поместили в карантин. (Слово-то какое… неприятное. В детстве, помню, в карантин ставили опаршивевших коней, С тех пор такая ассоциация.) Но ничего не поделаешь. Сидим. Водят нас в столовую. В основном ребята питаются домашними запасами. У меня же была полулитровая банка масла — принёс на дорогу завскладом.

Но более всего в первые дни армейской жизни потрясла меня обмундировка. Старшина выдал нам военную форму «бэу», что означает «бывшая в употреблении». У гимнастёрки воротник такой огромный, что снимать ее можно было, не расстёгивая пуговиц, и брюки одновременно вместили бы двух таких, как я, ботинки из грубой свиной кожи, один больше другого, а пилотка одной стороной достигала бровей, второй прикрывала глубокую ложбинку на тонкой шее. Глянул на себя, ушастого, с гусиной шеей, в зеркало и не узнал, оглянулся — не стоит ли кто другой сзади, не его ли вижу… Где же портупея, синие галифе и начищенные до блеска сапоги?

Старшина внушительно сказал:

— Ничего! Трепать на учениях — и такое сойдёт. Не в театр ходить…

И мы согласились: действительно, не в театр собрались.

Теперь мы стали похожими друг на друга, и даже вопросы старшине задавали одинаково наивные:

— А на фронт скоро?

— А винтовку когда дадут?

Старшина, видать, добродушный по натуре, отцовски снисходительно отвечал:

— Время придёт — и цацку дадут и настреляетесь, хай воно сказыться…

Нас зачислили в школу младших командиров. Ну, думаю, не хватало мне ещё этой школы! Сержантом буду — подумаешь, начальство. Заикнулся было помкомвзводу, что, дескать, на фронт бы мне, а не в школу, он как цыкнет:

— Разговорчики!

Начались занятия. Готовили из нас командиров пулемётных отделений. Прикидываю: пулемёт — это уже нечто, это уже оружие. Особенно если на тачанке — это красиво. Как у Будённого…

Но с первых же занятий нас так начали учить, что мы к вечеру ног не волочили. Изо дня в день одно и то же — отделение в наступление. Это значит — целый день (а майский день шестнадцать часов!) по-пластунски ползать и короткими перебежками бегать. Впереди — ещё взвод в наступлении, рота в наступлении. А потом в такой же последовательности оборона. После обороны все это же на марше — отделение, взвод, рота, батальон. Темы меняются, а мы-то одни и те же. Я хватался за голову — когда же до фронта-то доберусь!

А ко всему прочему ещё — песни. Они что, тоже боевую мощь поднимают?.. После занятий ноги еле-еле передвигаешь, набегаешься, а старшина (не тот добродушный, а наш ротный) командует:

— Запевай!

Разговаривать неохота — до песен ли. А он:

— З-запевай!!

Идём, подволакивая ноги. До столовой осталась сотня метров, как-нибудь молчком дойдём. А он:

— Р-рота, правое плечо вперёд… прямо! Бегом марш! И — мимо столовой. Пробежали. Отдышаться не успели, а он:

— З-запевай!!

Куда деваться — запеваем. И пока идём обратно до столовой, песня крепнет, крепнет, шаг твёрже становится и — удивительно! — настроение поднимается, вроде бы усталости меньше. Он, этот старшина, знал толк в солдатской службе…

Год войны за плечами у страны. Пять республик вытоптал и выжег немец. А нам, салажатам, война все ещё казалась забавой, игрушечным полигоном, местом для свершения подвигов. И только подвигов! Я почему-то был уверен, что меня не убьют, не могут убить. Как же так, вдруг меня не станет на земле!..

Были в роте и фронтовики. Всего несколько человек, правда. Держались как-то особняком. Занимались без подчёркнутого рвения, но деловито, сосредоточенно, будто делали серьёзную необходимую работу. А во время перекуров сидели молчаливые, погруженные в себя. Они почти ничего не рассказывали о фронте, о подвигах и, может, поэтому казались нам окружёнными ореолом.