Книга о странных вещах - страница 18
Выпили еще, и, как водится, пришло время покурить на балконе. Балкон у Кизимова был хороший, лоджия целая, ему ведь квартиру как армейскому инвалиду дали в доме, который турки строили. Это у нас дома строят для жильцов, а турки дома для людей строят, чтобы настроение у ответственного квартиросъемщика было всегда хорошее и душа дому радовалась. В правильно построенном доме живут, а не существуют.
Постояли, покурили.
Кизимов оказался рядом с сержантом Карамышевым. Просто стоять было неловко, а обычные житейские разговоры бывший старшина вести не мог.
– Извини, Витя, – трудно выдохнул он дым. – Не успел я тогда!
– Я понимаю, – сказал Карамышев и полуобнял Сергея Николаевича за плечи. – Ты хорошо тогда работал. Прямо как биатлонист Тихонов. Я понимаю, что не успел. Ладно, замнем, старшина. Не для того собрались!
– Нет, это долбанутыми надо было быть, чтобы в Грозный танки ввести! – послышалось сбоку, и по голосу Кизимов угадал, что рассуждает Маликов. – Они что, думали, что духи сразу разбегутся? Там ведь полно было бывших десантников, Дудаев из них, говорят, специальные подразделения сформировал – гранатометчик, огнеметчик и два автоматчика. А с Майкопской бригадой вообще верх командирской глупости был, подставили пацанов!
– Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны, – продекламировал старшина. – Тебе бы, Маликов, в Генштаб, ты бы генералов быстро построил!
Маликов длинно сплюнул с балкона.
В ночной тишине раздался шлепок.
– Тех генералов, что тогда в январе ребят на улицах Грозного положили, их можно было бы и очко бритвочкой послать чистить, – сказал Маликов. – Один мужик был, наш Рохлин. Нет, пацаны, что ни говори, а с генералом нам повезло!
– Убили Льва, – сказал Кизимов. – Говорят, что его Тамара застрелила, а я не верю. Двадцать лет не стреляла, а только он против Бори попер, так сразу и пистолет нашла.
– Ладно, мужики, пошли в квартиру. Разорались мы, а Николаичу здесь еще жить и жить, – призвал толпящихся на балконе Карамышев. – Темная история, но не нам в ней разбираться.
Водка незаметно подошла к концу.
Это тебе не в подвалах Грозного пить. Там водку привозили без учета боевых потерь, выходили дни, когда оставшимся в живых в ней купаться можно было, не только пить. Если только жуликоватые хозяйственники не загоняли ее налево.
В магнитофоне крутилась кассета с безыскусными песнями о Чечне. Имел к ним пристрастие бывший старшина разведроты Сергей Николаевич Кизимов, трогали эти песни его душу.
– Жена-то как? – спросил сержант Карамышев.
– Сам видишь, – горько и честно признался Кизимов. – На хрена ей сдался инвалид? Бегала, сучка, на сторону, пока я по госпиталям валялся. А у Бурденко меня хирург классный оперировал. Так и сказал, вытянуть я тебя, парень, вытяну, но с палочкой ходить будешь. И два осколка удалять не стал, боялся, что мозжечок повредит. А зачем я ей с осколками, пустым рукавом да пенсией?
– Ничего, старшина, – ободрил Карамышев. – Перемелется, мука будет!
– Ты и там это все время говорил, – мотнул головой Кизимов. – Не перемелется, Витя, теперь уже лучше не станет. Кому я нужен? Я и врачам-то нужен, пока бабки есть, а денег не будет – на хрена я им сдался?
– Пенсию-то большую назначили? – сменил тему Карамышев.
– Две двести, – признался Кизимов.
Карамышев зло всхохотнул.
– Не густо они нашу кровь оценили! Ладно, старшина, прорвешься, только назад не смотри.
– А куда смотреть-то? – пожал плечами Кизимов. – Впереди я просветов не вижу, светлое все позади. Тоска, брат!
За окном медленно обретал очертания мир. Словно проявлялась огромная объемная фотопластинка. Выступили из мрака угловатые очертания соседних домов, стали различимы деревья и детский городок, который заботливые турки поставили из остатков стройматериалов, которые выбросить было жалко, а в Турцию везти ни к чему.
– Засиделись мы у тебя, – спохватившись, сказал Карамышев.
Заглядывая с балкона в комнату, он скомандовал:
– Подъем, мужики! И со стола уберите, не станет же Николаич за нас корячиться. Ему трудно одной рукой посуду мыть!
Собирались недолго и шумно.
В прихожей перецеловались.