Книга странствий - страница 2

, куда съезжались купцы из самых дальних стран, а также держит в своем войске сорок королей и шестьдесят прелатов епископского и архиепископского сана. И пребывал царь Давид в этих землях около двух лет. Еще много самого невероятного сообщается о нем и его спутниках, но здесь будет достаточно и того немногого, что уже изложено, следует добавить только, что некоторые утверждают, что сии люди не являются ни сарацинами, ни христианами… О потере Дамиеты я охотнее бы умолчал, чем поведал что-либо… Год 1222. Вышеупомянутый царь Давид вместе со своим войском, которых венгры и команы называют татарами, — а отсюда все его подданные в заморских странах именуются татар, — узнав о падении Дамиеты, по морским островам, над которыми было надежно их господство, возвратились в свои родные пределы. А молва о них, pacпpocтpaнявшаяся повсюду, внезапно утихла». Итак, Альбрик выстроил цепь событий: царь Давид, именуемый пресвитером Иоанном[5], завоевал восточные страны, покорил Орнас, однако, узнав о потере Дамиеты, решил не продолжать свой поход и вернулся назад. Более того, войско царя Давида — это татары.

Обратимся к сообщению другого хрониста, Рихарда из Санкто-Германо, описывающего события, происходившие во владениях императора Фридриха II, и в первую очередь в Сицилийском королевстве. Под 1223 г. он помещает в своей хронике следующее известие: «Король Венгрии[6] сообщил господину Папе[7] через своих посланцев, что индийский царь, которого в народе называют пресвитером Иоанном, с огромным множеством народа пришел на Русь. Прошло уже семь лет с тех пор, как они покинули Индию, унеся с собою тело святого апостола Фомы. За один день они убили двести тысяч русских и плавтов[8]. Их лагерь простирается на два дня в длину, они передвигаются только два месяца в году: в августе и сентябре. В положенное время сеют и собирают урожай, а затем отправляются в путь. Они соблюдают обряды крещения и обрезания, осеняют себя одним пальцем. У них сорок крестов, и за каждым следует сорок тысяч всадников. От изобилия презирают золото и драгоценные камни. Доспехи у них из кожи — никаким оружием не пробить. Когда достигают какой-нибудь области, требуют от правителей изложить свою веру. Если те придерживаются веры христианской, то оставляют, а всех остальных убивают и их страну обращают в рабство. Какие у них цели — о том неведомо». Примечательно, что этот фрагмент присутствует только в первой редакции «Хроники», завершающейся событиями 1226 г., в то время как поздняя версия, останавливающаяся на прибытии в 1243 г. Папы Иннокентия IV в Рим, ничего не сообщает о событии, в котором легко увидеть битву на реке Калке. К тому времени Рихард уже хорошо знал, кто такие татары, ибо в записи, относящейся к июню 1241 г., говорится: «В этом самом месяце слуха императора достигла молва о татарах, так, по словам короля Венгрии, они уже находятся на подступах к Алемании, да и сам король Венгрии через своего посланца, епископа Вацского[9], и в своем послании пообещал, что как сам лично, так и все Венгерское королевство подчинится власти императора, коли тот сможет предоставить им надежную защиту против татар. Поэтому император, испугавшись истребления христиан, стал стремиться прийти к согласию с Папой Григорием и отправил своих вестовых в [Вечный] Город, а также разослал письма всем западным правителям».

Когда мы обращаемся к историческим источникам в надежде найти первые сведения или упоминания о событиях, сам факт, что какой-либо хронист зафиксировал информацию, пометив ее таким-то годом, — вовсе не абсолютная данность. Нередко историки-анналисты писали свои произведения годы и десятилетия спустя, воспринимая прошлое исходя из своего жизненного опыта. К тому же лишь немногие произведения дошли в автографах, по большей части мы имеем дело не с авторским оригиналом, а с копией, сделанной на несколько столетий позже: в другое время и в другой обстановке. Случалось, что монах, занимавшийся переписыванием, не чувствовал себя обязанным сохранять целостность первоисточника, вносил дополнения и исправления, которые ему казались необходимыми. Никакого авторского права в ту далекую эпоху еще не существовало, и исторические хроники зачастую обрастали слоями уточнений и комментариев, которые укореняются в повествовании, словно всегда там были.