Книга судеб - страница 2

и плоть от плоти

душу обретает.

Он счастлив, упоён:

Блажен лишь сладкий сон,

что пламенем играя,

течёт сквозь пальцы,

словно воск в огнь!

Глаза свои открыл -

его рука в крови, бок содран розами...

И рядом жмётся роза,

такая же, как он...

другая, не как он...

прекрасная, как сон,

истомы лёгкий стон...

Так появилась Ева -

жизни мать.

В самом себе начало разделенья,

для обретенья большего;

потребная, как воздух и мечта,

и тайное посланье Провиденья.

Жить рядом с ней, жить в ней, быть с ней:

О, наслаждение... блаженство... вечность... Ева!

От Бога дивный дар...

от самого себя!

Сбивается дыханье...

так и есть:

"Я царь, хозяин мира!

Я - творец..."

Отныне,

мир представляется совсем иным:

Двоящимся,

как явь и сновиденье,

как ночь и день.

Мир усложняется,

дробясь невероятно

в парадоксально двойственном дыханье

на вдох и выдох...

(В шаге от чего сквозные "да" и "нет" -

Две стороны единого начала!)

Привычное становится

игрой,

за светлым вдохновением которой -

слепой азарт

и огненная страсть,

и червь сомненья...

(Два шага до змея и древа бытия -

где скрыто зло с добром...)

"Познание -

лекарство или яд?

Лекарство от чего, раз в мире нет болезней?

Власть яда - мир,

Мир новый, без прикрас:

невиданный, неведомый, нечестный -

такой, как хочешь ты.

Он станет тем

и чем,

что пожелаешь ты.

В тебе наследия законные начала!

И более скажу:

ты - Бог

и Ева - божество!"

Как сладок вкус познанья!

Вместе с тем,

как горек он...

Всё кажется иным...

Всё стало тем, чем было

НИКОГДА...

чем не было,

и чем уже не будет!

Мрак - тот же Свет,

Но после ослепленья...

Жизнь - та же смерть,

Где правда стоит лжи.

Так появилось прошлое; оно упало на землю, словно тень, очерчивая и омрачая круг жизни, пожирая его беспощадным временем. Всё стало изменяться, уходить без возврата, иссякать, потому что утратило изначальную сопричастность вечности.

Время стало новым правилом жизни, безжалостным законом, равнодушным ко всем. Словно сумерками укрывался мир безразличием, становясь всё больше и больше безликим.

Новый мир всё ещё казался копией прежнего, но это сходство было обманчиво, подобно искренности лицемера и преданности предателя. Да, мир был не лишён прежнего света, но липкие тени пеленали его всё туже и туже. Это уже была не рождённая солнцем невинная сень, на свет выползали сумрачные сущности, пробившиеся из потёмок душ. И всё живущее под солнцем оказалось к встрече с ним не готовым.

Самого себя пожрал зачарованный тенями змей; увидав подобное, многие звери обезумели, и стали пожирать друг друга. Пролитая кровь отзывалась в одних страхом и ужасом, порождая в других неутолимый голод и свирепый азарт. Свет их душ истончался, голоса лишались благословенного звучания, и положенный Создателем разум оставил их. Так в мире наступала новая эра - эра крови.

Через кровь родила Ева двух сыновей-близнецов. Назвала одного сына - Песней, потому что пела, скрывая мучения; и нарекла другого сына - Дыханием, которого чуть не лишилась сама.

И сказала Ева в великой радости мужу своему: "Не весь рай потерян, если вышли новые люди из нашей крови!" И ответил Адам жене своей: "Благословенна кровь, рождённая от крови!" И Создатель проговорил им: "Да будет так!"

Так в новом мире появилось первое поколение людей - поколение крови.

Долго длилось счастье человеческое, только не знали ещё первые люди, что всё в новом мире меняется и проходит. Наблюдая за зверями и гадами, не могли помыслить, что их род не обойдёт ярость сердца и жажда крови, что тени накрывают землю от края до края.

Беспечные родители не знали, что у поганых болот, иссыхающих на корню рощ, среди чёрных разломов поселились порождения тени - наветы.

В скрытых местах притаились шепчущие голоса клеветников; пока неявные, подобные треску мёртвых ветвей, шелесту прелой листвы, завываниям ветра в расколотых скалах. Но чем больше слушали их, тем сильнее и убедительнее звучали их голоса.

Наветы были хитры и осторожны. Они прятались и умолкали при появлении родителей, но стоило увидеть братьев, принимались шутить, вкрадчиво внушая, о глупости равенства, называли простодушие смешным и нелепым, а щедрость - бессмысленной жертвой.