Книга воспоминаний о Пушкине - страница 5

Старушка снова повторила, что не помнит решительно ничего, и даже будто обиделась за мои настояния.

Прошло с полчаса после того, я потерял всякую надежду что-нибудь от неё услышать о Пушкине.

Чай прибрали, — мы, взрослые, оставались в той же комнате и за тем же чайным столом, — дети хозяев, мальчик лет двенадцати и сестра его, годом его моложе, вышли в соседнюю залу. Скоро между ними возник какой-то раздор. Оживлённые голоса их громко раздавались и понудили мать вмешаться в детскую ссору.

— Вот так-то, бывало, Александр Сергеич маленький рассорится с сестрицей, — вдруг оживившись промолвила старушка. — Такой спор затеют, бывало, словно о деле.

Я впился в лицо говорившей: тусклые глаза её смотрели как-то яснее, в них загорелась жизнь, воспоминания пробуждались.

— А разве ссорились они? — спросил я лукаво.

— А то и нет? Тоже, небось, был он ребёнок. Раз Ольга Сергеевна нашалила что-то, прогневала мамашу, та по щеке её и треснула. А она обиделась, да как! Мамаша приказывает ей прощение просить, а она и не думает, не хочет. Её, матушку мою, в затрапезное платьице одели, за стол не сажают, — на хлеб-на воду — и запретили братцу к ней даже подходить и говорить. А она нравная такая была,— повешусь, говорит, а прощения просить не стану. А Александр-то Сергеич что же придумал: разыскал где-то гвоздик, да и вбивает в стенку.

— Что это, спрашиваю, вы делаете, сударь?

— Да сестрица, говорит, повеситься сбирается, так я ей гвоздик приготовить хочу… да и засмеялся,—известно, понял, что она капризничает, да стращает нас только. Уж какой удалой да вострый был, царство ему небесное, — заключила рассказчица перекрестившись, — а добр-то, добр уж как был к прислуге, куда равнять с сестрицей.

И окончив этот маленький эпизод из раннего детства поэта, старушка снова умолкла, снова безжизненность и мертвенность разлилась в чертах её, и более ни слова, ни намёка о Пушкине мне не удалось от неё услышать.

Д…

Мы получили от г. Миллера (редактора сатирического журнала «Развлечение») письмо следующего содержания:

«Прочитав № 60 вашей газеты „Воспоминание из детства Пушкина“, считаю нужным дополнить их сведением о той нянюшке поэта, о которой упоминается в статье. Она ещё жива и находится в Набилковской богадельне. Почти 40 лет я знаю лично эту старушку, которой теперь почти 90 лет. Зовут её Екатерина Николаевна. 19 лет тому назад она гостила у меня всё лето на даче и гуляла с моими детьми, которые до сих пор её очень любят и помнят, как она занимала их своими сказками, которые она, большею частью, импровизировала. Я сам, слушая её, удивлялся живости её воображения. Теперь она почти ослепла; но ещё недавно ходила пешком в Сретенский монастырь и оттуда прибрела ко мне. В прошлом году читал я в немецком журнале „Gartenlaube“, что отыскали нянюшку поэта Кёрнера[30], и редакция этого журнала предложила своим читателям составить подписку в пользу этой старушки. Не мешало бы и у нас последовать этому примеру».

Разделяя вполне мнение почтенного редактора относительно подписки для старушки, некогда близкой к нашему бессмертному поэту, мы со своей стороны с удовольствием открываем её для желающих при нашей редакции.

Воспоминания о Пушкине Мих. Ник. Макарова (1789— 1847), напечатанные в «Современнике» (1843 г., т. 29, стр. 375—385), не пользуются авторитетом в пушкиноведении.

Карамзинист Макаров многоречив, вероятно кое-что и прибавляет, приукрашает, путает, но совершенно зачеркнуть его рассказ не приходится: слишком скудными сведениями о детстве Пушкина мы располагаем.

Когда это было, в 1810, 1811, или не позднее, как в начале 1812 года, и в какую именно пору, право этого хорошенько и точно я теперь сказать не могу. Тридцать лет назад — порядочная работа для памяти человеческой![31].

Впрочем, сознаюсь в моей слабости, я люблю и очень люблю подчас занять себя и летописью и хроникою; зато уж на года, точно так же, как на месяцы и числа, меня недостанет никогда. Поверите ли, что даже, когда бываю в присутствии, то обыкновенно спрашиваю секретаря: а