Книги Иакововы - страница 27
В марьяж епископ играет с себе равными. В последнее время, когда сюда в паломничество попал пшемыский каноник, играли до утра. А так играет с Яблоновским, Лабенцким, Коссаковским, но этого недостаточно. Поэтому в последнее время случается и кое-чего другого. Только думать об этом неудобно.
Он стаскивает через голову свои епископские одеяния, переодевается в самое обыкновенное, на голову натягивает шапку. Об этом знает один только его камердинер, Антони, вроде как какой-то родственник, не подает выражением лица никакого знака, будто бы это его удивляет. Поступкам епископа удивляться не следует, епископ – это епископ, он знает, что делает, когда приказывает везти себя в пригородные пивные, туда, где имеется уверенность в том, что будут играть в фараон на деньги. За стол садятся проезжие купцы, путешествующие шляхтичи, заграничные гости, едущие с письмами чиновники, а так же всяческого рода авантюристы. В корчмах, не слишком-то чистых и задымленных, может показаться, что играют все, весь мир, и что карты объединяют людей гораздо лучше, чем вера или язык. Он садится за стол, раскрывает карточный веер, и вот там находится порядок, понятный каждому. И вот его необходимо разыграть таким образом, чтобы иметь с этого выгоду, чтобы забрать выигрыш. Епископу кажется, будто бы это новый язык, который делает всех братьями на один вечер. Когда ему не хватает наличных средств, он приказывает позвать еврея, но в долг берет только мелкие суммы. На большие средства у него имеется вексель от евреев из Житомира, как бы его банкиров, которым каждый долг он подтверждает своей подписью.
Играет всякий, кто только присядет за стол. Понятное дело, что епископ предпочел бы компанию получше, равных себе, вот только у таких редко бывает хорошо с деньгами, больше всего денег у проезжих торговцев или у турок, или же у офицеров, или у совершенно иных людей, взявшихся неизвестно откуда. Когда банкир высыпает деньги на стол и тасует карты, те, кто желает играть против него, понтеры, занимают места за столом каждый со своей колодой. Игрок берет из нее одну карту или больше и кладет перед собой, а на карту кладет ставку. Закончив тасовать, банкир поочередно открывает все свои карты, первую кладя с правой стороны от себя, вторую – с левой, третью – снова с правой, четвертую – опять с левой, и так, пока колода не закончится. Карты по правой стороне – это выигрыш банка, карты с левой стороны – выигрыш понтеров. Так что, если кто положил перед собой семерку пик, а на ней дукат, в колоде же банкира семерка пик попадает направо – тогда игрок свой дукат теряет; но если у банкира эта карта попадает налево, тогда банкир выплачивает игроку дукат. У этого правила имеются и исключения – последняя карта, даже если кладется слева, дает выигрыш банку. Если кто выиграл в первой раздаче, может игру закончить, может играть заново на другую карту, но может и "паролить". Так всегда поступает епископ Солтык. Выигранные деньги он оставляет на карте и заламывает один уголок карты. Если на этот раз проиграет, то теряет только начальную ставку.
Эта игра более честная – все в руках Господа. Как тут обмануть?
Так что, когда карточные долги нарастают, он взывает к Богу, чтобы тот уберег его от скандала, если дело станет всем известным. Он требует содействия, ведь и он сам, и Господь, сражаются в одной команде. Только Бог действует как-то неспешно, а иногда, похоже, желает сделать из епископа Солтыка Иова. Бывает так, что епископ его проклинает; потом, ясное дело, кается и просит прощения – всем хорошо известно, что епископ человек вспыльчивый. Тогда он сам себе объявляет пост и спит во власянице.
Никто еще не знает, что он заложил епископские регалии, чтобы оплатить долги. У тех же житомирских евреев. Ценности они принимать не желали, пришлось ему их убедить. Когда они увидели, что находится в привезенном к ним в епископском сундуке, прикрытом для незаметности мешковиной, отскочили, словно ошпаренные, и начали стонать, голосить, размахивать руками, словно бы увидали там неизвестно что.