Книги, которые я любил - страница 9

Нет ни одного известного случая, чтобы просветлённый человек сам что-то писал. Как вы знаете, для меня просветлённый человек не последняя вещь. Существует также трансцендентное состояние, которое ни просветлено, ни не просветлено. Сейчас, в этом состоянии сознания, только в интимном общении — я не использую слово связь, но ″общение″ — это что-то вроде слияния, когда ученик становится лишь рукой мастера…

Так что начинайте свои записи — потому что не так давно я собирался, хоть и неохотно, упомянуть поэта-певца, автора «Гита Говинды». Однако как-то мне удалось не упомянуть его. Я притворился, что я вспомнил его, но это тяжело для меня. Весь день я был озабочен из-за Джайдэвы — это имя того самого поэта-певца, который написал «Гита Гивинду».

Почему я не был готов сказать его имя? Это для его же пользы. Он не был даже близок к просветлению. Я упоминал Михаила Наими, создателя «Книги Мирдада»; я упоминал Калила Джебрана и многих других: Ницше, Достоевского, Уолта Уитмена… И они не просветлены, но очень близко, просто на грани; один толчёк — и они окажутся внутри, в храме. Они стоят у двери и не решаются постучать… а дверь не закрыта! Они могут толкнуть и она откроется… Она уже открыта, просто требуется небольшой толчёк, им необходимо толкнуть. Поэтому я упомянул их имена.

Но Джайдэва даже не рядом с храмом. Это чудо, как «Гита Говинда» снизошла на него. Но никто не знает пути Господни — и запомните, Бога нет, это просто словесное выражение. Никто не знает, какими путями двигается существование, их множество. Иногда оно проливается на бесплодные земли, а иногда не касается дождём плодородных почв. Это просто как есть, ничего нельзя с этим поделать.

Джайадэва — бесплодная земля, пустыня. «Гита Говинда» — это неимоверно красивая поэзия, песня Бога, — она снизошла на него. Он должен был спеть её, сложить песню — ещё не зная, что он делает. Я не могу увидеть его где-то вблизи Храма, вот почему я не был готов упомянуть его имя. Это может сдалать его более эгоистичным. Вот почему я сказал ″для его же пользы″, но я чувствовал, что это не упущение бедного человека — чем бы он ни был — но он дал рождение прекрасному ребёнку, и если я упомянул ребёнка, то я должен сказать и об отце; люди могут подумать, что это внебрачный ребёнок. Только родители могут быть внебрачными, не дети!

Я чувствую большое облегчение, потому что покончил с Джаядэвой на сегодня. Но очередь уже стоит у двери. Вы не представляете, в каком затруднении я нахожусь. Я и не мыслил об этом раньше, но ведь я не мыслитель, и я никогда не думаю перед тем, как прыгнуть. Я прыгаю, а потом думаю. Я лишь собирался сказать о десяти прекрасных книгах. Я не думал, что так много других станут подслушивать меня…

Итак, ещё десять.

Пятая: Фрагменты Гераклита. Я люблю этого человека. Я говорю об этом и позвольте мне сказать в скобках, что я люблю всё — только мне нравится не всё… Мне нравятся некоторые, некоторые не нравятся — но я люблю всех. Тут нет вопросов. Я люблю Джайадэву также, как я люблю Герклита, но Гераклит ещё и близок моей душе.

Есть всего несколько человек, которых я могу поставить в одну категорию с Гераклитом. Фактически, говорить так неверно; нету ни одного. Сейчас я хочу сказать то, что я всегда говорю. Нет никого, я повторяю, никого, кого я мог бы поставить в одну категорию с Гераклитом. Он оставил других далеко позади — опасно пробуждённый, не опасающийся за последствия того, о чём он говорит.

Он говорил в этих фрагментах — снова записи Дэвагита, ученика. Он не писал. Должна быть причина, почему все эти люди не пишут ничего, но об этом немного позже. Гераклит говорил изречениями: «Вы не можете войти в одну реку дважды». И после он говорит: «Нет — вы не можете войти в одну и ту же реку даже один раз…» Это прекрасно, и также правдиво.

Всё меняется, и меняется столь быстро, что нет способа войти в одну реку дважды; вы не можете войти даже один раз: река постоянно течёт — бежит, бежит, бежит к океану, к бесконечному, неправляется к исчезновению в неизвестности…

Это первый номер в моём списке этим вечером: Гераклит.