Книги моей судьбы: воспоминания ровесницы ХХ в. - страница 33
Служебные дела мои в Москве шли блестяще — получила все деньги и даже для университета, провела Устав, осталось упаковать книги — это работа не из малых! <_>
Крепко, крепко целую.
Всем привет. Рита.
Я приехала в Киев после пятилетнего расставания, когда мы почти ничего не знали друг о друге. Встреча была радостной. Оказалось, что тетя Оля в 1918 году ездила в Гродно к бабушке. Той большой семьи, которая там была когда-то, уже не осталось. Дедушка умер. Дети разъехались. Тетя Антонина Яковлевна вместе с моим двоюродным братом Чариком уехали в Германию, где он учился. Новый год встречала в семье тети Оли. Много времени провела в разговорах с тетей Олей, советовалась с ней о будущей моей жизни. Об этом я писала Мусе Минкевич.
31. XII. 20 г.
Мурочка, дорогая!
Завтра Новый год. Поздравляю тебя со старым Новым годом и также с праздниками. Очень жалею, Мурочка, что этот год не вместе будем на Рождество, но зато ты должна радоваться за меня — я совсем счастлива. Как-то раньше за 4 года я не могла приехать сюда — до сих пор не понимаю. Мурочка, сейчас рассказать всего невозможно — одним словом, чудно хорошо. Меня балуют как не знаю кого, как маленькую пятилетнюю девочку. Тетя Оля — прелесть. Хорошенькая, молодецкая, веселая, дивно одевается. Юрий Николаевич тоже, его родные — замечательные…
Заказала здесь себе ботинки и делаю платье. Платье, Мусенок, такое, что я всех в Саратове затмлю!!! Может быть, закажу и шляпу. Как ориентироваться в моде буду — не знаю.
Ели разные вкусные вещи — смоковницы, орехи в сахаре, конфеты, белый, белый хлеб и, вообще, старые вещи! Вкусно, замечательно! Жаль, что нельзя провозить ничего, никаким чудом не провезешь…
От В. Я. получила уже в Киеве письмо. Пишет, что выезжает в Москву, — "скоро увижу Вас и поговорю с Вами". Отношусь я к этому как-то странно. Даже тетя Оля удивляется. Сама не знаю почему…
Мне безумно много Вам всем надо рассказать, но не могу что-то. Письма пишутся совсем не так, как в Москве, — не понимаю сама. Это письмо посылаю через одного молодого человека, который ехал со мной сюда, а теперь едет в Москву и там пошлет письма почтой. Посылаю вместе и письмо, написанное в дороге из Москвы в Киев. Тетя Оля прекрасно всех Вас помнит, тебя в особенности. Ты же часто тогда у нас бывала. Все время расспрашивает про всех и просит тебя крепко, крепко расцеловать. Поцелуй от меня всех Ваших.
Тебя целую тысячу раз. Твоя Рита.
P.S. Вчера в семье тети Оли я рассказала про свое "темное пятно" в жизни. Рассказывала о том, какой я была учительницей рукоделия в гимназии. Все хохотали…
В декабре 1920 года тетя Екатерина Яковлевна и профессор МГУ, известный лингвист Иван Иванович Гливенко приступают к организации в Москве Неофилологического института (НФИ) как единого руководящего центра преподавания иностранных языков в стране — от научно-исследовательской работы до обучения иностранным языкам. Первоочередной целью Института являлась методическая помощь преподавателям иностранных языков и подготовка новых педагогических кадров. Структура Неофилологического института включала целый ряд подразделений: научно-исследовательский и учебный институты, высшие курсы иностранных языков, подготовительные курсы, кабинеты, студии, библиотеку и пр. Под контролем НФИ должны были создаваться учебные институты, техникумы, курсы, практические группы по обучению иностранным языкам. Главпрофобр Наркомпроса, в руках которого было сосредоточено руководство всеми высшими учебными заведениями страны, придавал большое значение будущему центру изучения иностранных языков.
На Арбате на 5 этаже дома на углу Денежного и Глазовского переулков было найдено и помещение для Института — пятикомнатная квартира с двусветным залом, с антресолями. До революции дом принадлежал известному московскому адвокату Мандельштаму, эмигрировавшему в 1918 году. Говорили, что в начале века он помогал Ленину финансами и что Ленин дал ему разрешение на возвращение, но адвокат так и не вернулся. О Мандельштаме ходило множество легенд. Рассказывали, что в дореволюционных журналах "Русское богатство" или "Мир божий" был опубликован роман о его жизни с какой-то артисткой, об "афинских ночах" в квартире в Денежном переулке. Но с 1918 по 1920 год квартира стояла брошенной, и в ней обосновались беспризорники: паркет и мебель пошли на топку, обивка на одежду. Мы застали печальную картину: окна разбиты, лифт не действует, отопление не работает, электричество включают лишь временами. По всей квартире валяются книги на немецком и французском языках.