Книн пал в Белграде. Почему погибла Сербская Краина - страница 19
Руководство РСК обоснованно требовало устранить неясности в плане Венса до прихода миротворческих сил, стремясь предупредить последствия признания Хорватии и ожидаемого распада СФРЮ. На все аргументированные предупреждения президента РСК Милана Бабича, ему отвечали угрозами и уклончивыми объяснениями. Бранко Костич и Борисав Йович[84] выступали от имени Президиума СФРЮ, Сербии и Черногории, а от имени ЮНА генерал Благое Аджич[85]. За неимением лучшего важным аргументом стало наличие в Республике Сербской Краине избранной власти, из чего следовало то, что с ней будут считаться. При этом представители Белграда умалчивали об отсутствии признания РСК на международном уровне. Костич и Йович лишь повторяли: Президиум и СФР Югославия гарантируют, что РСК не будет обманута, и что план не требует коррекции.
А то, что вскоре не будет ни этого Президиума, ни СФРЮ — их не интересовало. К сожалению, время быстро показало, что опасения руководства РСК были полностью обоснованными. Спустя лишь несколько месяцев не стало СФРЮ, прекратила свое существование и ЮНА. Так исчезли главные гаранты безопасности РСК. Новое государство СРЮ в свою конституцию не включило механизмы защиты сербского народа в РСК (и вообще за пределами Сербии и Черногории).
«Узкий» Президиум СФРЮ, военное руководство и президенты Сербии и Черногории повели себя безответственно и недостойно. Столкнувшись с большими рисками, они начали отступать от собственных позиций, так как хорошо знали, что с распадом СФРЮ и ЮНА как ее армии исчезнут и все формальные гарантии сербам в РСК. Они как будто искренне верили, что ООН выполнит то, что не смогли ЮНА и СФРЮ. Поражение Милана Бабича было предупреждением, что Президиум СФРЮ, ЮНА и руководство Сербии и Черногории оставили сербский народ в РСК на произвол судьбы. Те, кто призвал и поднял сербский народ на восстание, поняли, что мир этого не примет. Избранный выход из разожженного ими же самими пожара оставлял им, независимо от судьбы народа РСК, возможность маневрировать на «внутренней» сцене. Создание третьей Югославии с теми, кто желает жить в ней, включая и РСК, на тот момент означало вступить в войну и вести ее до окончательной победы. Эту авантюру должны были оплатить задринские сербы, ведь Сербия и Черногория не хотели прямого участия в войне. Если бы они это открыто признали и искали решение, дававшее сербам в Хорватии минимальную безопасность, трагедия Краины была бы куда меньшей. Но официальные лидеры СРЮ, Сербии и Черногории ни тогда, ни потом не имели сил признать ошибки по отношению к сербам в Хорватии и Боснии и Герцеговине. Страх ответственности не позволил им предвидеть последствия. Это же касается и военного руководства, отстаивавшего те же подходы, что и Президиум СФРЮ, и президенты Сербии и Черногории. Цинично и его тогдашнее утверждение, что ЮНА «мирным путем» предотвратила геноцид сербов и гражданскую войну — а она длилась практически год. Такую нечестную линию ускоренно вел к концу генерал Благое Аджич как начальник Генштаба вооруженных сил и как исполняющий обязанности министра обороны СФРЮ. Оценку последующих поражений еще предстоит дать.
Слободан Милошевич не допускал ни капли сомнения ни в правильности «начертанной» политики, ни в своей «непогрешимости». Потому он должен был иметь своих людей на ключевых постах во власти Республики Сербской Краины, а Милан Бабич за одну ночь превратился лишь в председателя правящей партии из президента республики. Диктатом из Белграда назначались исключительно люди Милошевича: Милан Мартич[86] — президентом РСК, Борисав Микелич[87] — премьером. При этом Милошевич поссорил сербов в РСК. Одни проводили политику своего идола Милошевича, а остальных загоняли «в мышиную нору» как противников мирного решения проблем. Люди Милошевича твердили, что теперь Армия Югославии[88] взяла на себя, якобы автоматически, обязательства ЮНА по отношению к сербам в Краине, и что мать — Сербия любой ценой не позволит Хорватии начать войну против сербов в Краине. Им хватало «уверений из Белграда» и конкретных привилегий подаренной им власти. За Сербию, которая не воевала, воевать должен был кто-то другой.