Княгиня Наталья Борисовна Долгорукая

стр.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Nessun maggior dolore,
Che ricor darsi del tempo felice
Nella miseria.
Dante, V. {*}
{* О, нет мученья боле,
Как вспоминать дни счастья в тяжкой доле
Данте, 5-я песнь (ит.).}[1]

1

Большой Владимирской дорогой,
В одежде сельской и убогой,
С грудным младенцем на руках,
Шла тихо путница младая;
В усталом взоре тайный страх.
«Как быть? Москва в семи верстах;
Дорога меж холмов лесная;
А в поле дымном тень ночная
Уж скоро ляжет; и луна
Лишь в полночь на небе видна».

2

Она идет, и сердце бьется;
Поляна с рощей перед ней,
И вот в село тропинка вьется:
Она туда дойдет скорей;
Ночлег радушный там найдется.
Уже, пылая между туч,
Зари багровой гаснет луч;
Уже пред ночью, к буре склонной,
Поднялся ветер, бор шумит;
Ее младенец полусонный
Озяб, и плачет, и дрожит.
Она спешит в приют укромный,
Подходит скоро к роще темной.
Но, чем-то вдруг поражена,
Стоит уныла и бледна.
В ее очах недоуменье,
Ей будто страшно то селенье;
Нейдет в него, нейдет назад,
Кругом обводит робкий взгляд.
«О, если там!.. А мне таиться
Велит судьба… быть может… нет!
Кому узнать!.. и сколько лет!
Забыто всё; но вечер тмится,
Пора!» И к роще с быстротой
Приблизилась, остановилась,
Подумала, перекрестилась,
Потом пошла, махнув рукой, —
И скрылася в тени густой.

3

За рощей темною в долине,
При зеркальной пруда равнине,
Вельможи знатного село
Красой приветною цвело;
Высоких лип в тени зеленой
Хоромы барские стоят;
Они вид древности хранят;
В гербе под графскою короной
Щит красный в поле золотом,
Лавровым окружен венком
С двумя блестящими крестами,
А в поле светлом меч с копьем
И полумесяц вверх рогами.
Но сад, и воды, и мосты,
И роз душистые кусты
В забвеньи долгом сиротели.
Хозяин, честь страны родной,
Давно лежит в земле сырой;
Его хоромы опустели,
Широкий двор зарос травой.
Простясь с родимою Москвою,
В столице пышной над Невою
Живет наследник молодой;
А здесь одни воспоминанья
Во мраке сельской тишины
И рода знатного преданья…
Священный отзыв старины.

4

У церкви сельской за оградой,
В уютном домике своем,
В кругу семьи, пред тихим сном,
Дыша вечернею прохладой,
Священник у окна сидел;
Он в думе набожной смотрел,
Как, на закате догорая,
Багряный блеск сменялся тмой:
Так ясно жизнь его святая
Клонилась к сени гробовой.
Давно украшен сединами,
Небесный житель на земле,
У Шереметева в селе
Он сердцем, словом и делами
Творцу и ближнему служил;
Ум здравый с детской простотою
Был светел праведной душою;
Покойный граф его любил;
И прах владельца незабвенный
Был свят душе его смиренной;
Для старца граф не умирал.
Он часто, часто поминал
Его богатство, знатность рода,
Как он со шведом воевал
И, после шумного похода,
В тиши села у них живал.

5

Но, полон важности старинной,
Святого старца кроток вид;
На нем подрясник объяринный,
И катаур[2] широкий шит
Узорно яркими шелками,
И на груди его висит
Из кипариса крест с мощами,
Хранитель верный с давних пор:
Один монах, с Афонских гор,[3]
Тот крест принес. Его обитель
Была убога и скромна
И, как ее радушный житель,
Какой-то святости полна;
В углу, в серебряном окладе,
Икона Спасова блестит,
И перед ней огонь горит
В хрустальной на цепях лампаде;
На полке ряд церковных книг,
Бумага, перья подле них;
У зеркала часы стенные,
Портрет, задернутый тафтой,
Две канарейки выписные,
И полотенце с бахромой
Висит на вербе восковой.

6

Уже готов идти молиться,
Да снидет тих грядущий сон,
Беседы Златоуста[4] он
Хотел закрыть; но вдруг стучится
Легонько кто-то у ворот,
И кто-то на крыльцо идет,
И дверь шатнулась: у порога
С младенцем путница стоит,
И голос жалобный дрожит,
Прося ночлега ради бога.

7

«Войди под мой убогий кров
(Сказал он ей): пора ночная,
Кругом всё лес, ночлег готов,
И есть у нас хлеб-соль простая;
Переночуй, ты с новым днем
Пойдешь опять своим путем».
И старец мать благословляет,
Младенца сонного крестит,
И к огоньку ее сажает,
И с ней приветно говорит;
Но, и бледна и боязлива,
Она сидела молчалива;
На речь приветную его
Полусловами отвечала
И лишь младенца своего
Со вздохом к сердцу прижимала;
Украдкою бросая взгляд
На барский дом, на темный сад,
Как будто узнавала что-то,
Как бы искала там кого-то;
И вдруг то пламень на щеках,
То слезы крупные в очах.

8

Души встревоженной волненье,