Княгиня Ренессанса - страница 34
Столкнувшись с непостижимой тайной плотского наслаждения, Зефирина вся дрожала. Но как бы ни были восхитительны переживаемые ею ощущения, ей все-таки казалось, что она опустилась до уровня самого примитивного животного, просто какая-то самка в бреду!
«Это ужасно… Он превратит меня в свою вещь, в свою игрушку, в свою рабыню… лишая меня всякой воли…»
Губы князя целовали ее губы. Вдруг, каким-то сверхусилием, она оттолкнула его от себя и даже нашла силы произнести:
– Вы самое мерзкое существо, которое я когда-нибудь знала…
И тут же едва не вскрикнула от огорчения – ласкавшие ее умелые руки Леопарда неожиданно остановились.
Сквозь опущенные ресницы Зефирина увидела, что Фульвио пристально смотрит на нее. Он пытался понять, отчего она снова обрушилась на него с оскорблениями.
Зефирина воспользовалась паузой и продолжила:
– Я презираю вас, вы мне отвратительны, князь Фарнелло… до такой степени, что и вообразить не можете… Воспользоваться моей слабостью, чтобы броситься на меня словно грубая свинья!..
Дрожа с ног до головы, Зефирина отвернула от него голову, всем видом показывая, как он ей неприятен. Голос Фульвио прозвучал угрожающе:
– Думайте о том, что говорите, донна Зефира…
Молодая женщина открыла глаза и с презрением посмотрела на человека, который все еще удерживал ее лежащей на полу кареты.
Фульвио был очень бледен. Тонкий шрам на его напряженном лице побагровел, а единственный глаз сверкал недобрым огнем.
– Ваши слова слишком серьезны, и если только они не говорят больше того, что вы на самом деле думаете…
– Они говорят не больше, а намного меньше того, что есть на самом деле…
Голос Зефирины при этих словах так исказился, что Фульвио и впрямь мог бы поверить в ее отвращение.
– Принимая во внимание вашу молодость, я готов простить вас, более того, предложить вам свою защиту, а за неимением любви… свою дружбу… Вы швыряете мне в лицо оскорбления… самые страшные, которые может получить мужчина… Но скажите, мадам, что плохого в том, что муж оказывает честь своей жене где и когда ему этого хочется?..
Говоря это, Фульвио встал. Слегка пригнув голову, чтоб не задеть потолок кареты, и расставив крепкие ноги над Зефириной, он несколько мгновений рассматривал ее, а потом с полным безразличием протянул руку, чтобы помочь ей встать.
Но Зефирина не воспользовалась протянутой рукой. Несмотря на сильную тряску, она сумела встать сама и тут же забилась в угол кареты.
Точно моряк, привыкший к морской качке, Фульвио неторопливо надел камзол, перевязь и шпагу. Потом расправил свой стоячий кружевной воротник. Взгляд его снова остановился на сидящей в углу молодой женщине.
– Перестаньте вести себя так, мадам! – сказал он раздраженно. – Хотя у вас и сложилось обо мне нелестное мнение, я не из тех, кто станет любой ценой утверждать свои права. Я имею слабость желать, чтобы женщина меня любила, или по крайней мере желала быть моей… Я заблуждался на ваш счет… Так что вам нечего бояться, впредь вы будете значить для меня не больше, чем какая-нибудь коза на лугу…
– Вы доставите мне этим огромное удовольствие! – заносчиво отозвалась Зефирина, стараясь прийти в себя и навести некоторый порядок в своем туалете.
Ее аккуратно уложенные стараниями Плюш волосы разметались, а грудь торчала из расшнурованного лифа.
Усаживаясь на противоположной стороне кареты, Фульвио сказал:
– Я буду с вами откровенен, донна Зефира, – ни одно ваше оскорбление не останется неотомщенным.
– Неотомщенным… – запинаясь, повторила молодая женщина. – Если хотите отправить меня в монастырь, так я и сама хочу того же…
– Нет, мадам, мы едем в Рим, и я собираюсь воспользоваться этой поездкой, чтобы добиться расторжения нашего столь же глупого, сколь и отвратительного брака.
– Я не вынуждала вас говорить это. Что ж, прекрасно, развод, так развод.
С большим трудом Зефирине удалось наконец упрятать растрепавшиеся волосы под расшитую жемчугом сетку.
– Но предупреждаю, мадам, что в тот день, когда вы запросите пощады, когда на коленях станете молить меня, взывая к моему великодушию, к моей любви, вот тогда наступит мой час, и ответом вам будет не слово прощения, а моя месть. Это будет мой реванш!