Князь Холод - страница 7

Зато после покушения ситуация изменилась кардинальным образом. Михаил Васильевич напрочь потерял память и за прошедшие с той поры почти полгода так и не смог вспомнить ни одного человека, ни одного дня из своей жизни. Пришлось в срочном порядке вводить его в курс дела: своими словами рассказывать историю жизни, описывать и давать краткую характеристику окружающим, да что уж там – хозяина пришлось заново учить нормально разговаривать и правильно писать, ездить верхом и стрелять из пистолета! Господи ты, боже мой! Да если б Афанасий с командиром княжеской охраны Игнатом Лукьяновым не сидел безотлучно при Михаиле Васильевиче все те десять дней и ночей, что тот провел между жизнью и смертью в избе бабы Насти, то первым обвинил бы знахарку в колдовстве! Это ж мыслимо ли – словно подменили человека! Но всё, что делала Настасья Фоминична, – осторожно вливала больному в рот травяные отвары да мясной бульон и обтирала уксусом, когда поднимался жар.

Страшно переволновались они тогда с Игнатом. Как ни плох был князь Михаил, а всё ж таки родной, вдоль и поперек изученный и привычный. И лучше уж терпеть его выходки, чем остаться без покровителя. И бог услышал их молитвы! Князь не только выкарабкался, но и избавился от проклятой чахотки. А взамен потери памяти приобрел спокойный нрав и рассудительность! К окружению своему, да и в общем к людям, Бодров стал относиться гораздо лучше, уважительнее. Быстро учился, вникал в дела по управлению Холодным Уделом и даже давал ему, Афанасию Сушкову, дельные советы. А уж как взялся за порученное ему царем Иваном Федоровичем формирование Белогорского пехотного полка! Афанасий-то по привычке готовился взвалить это дело на свои плечи, ан нет, князь с Игнатом всё сами делают, ему только заказы оплачивать приходится. Суммы, конечно, печалят, но лучше уж на дело тратить, чем на водку, цыган да девок гулящих.

За этими размышлениями Афанасий с сопровождающими достиг палаточного лагеря. Как ни напрягал управляющий глаза, как ни вертел головой по сторонам, но никаких признаков наблюдения за собой так и не обнаружил. Часовые в лагере тоже отсутствовали. Редкая безалаберность со стороны Игната!

– Лукьянов! Вы тут совсем расслабились? – с ходу набросился он с претензиями на вышедшего навстречу княжеского телохранителя, щеголявшего в новенькой унтер-офицерской форме. – Где часовые? Где охрана?

– Сушков! Чего так много шума от тебя? – Игнат не спеша раскурил трубку и только после продолжил, поучительно подняв палец вверх: – Если ты чего-то не видишь, это еще не означает, что этого чего-то нет. Пластуны засекли тебя еще три часа назад, у Мокрой скалы. Могу в подробностях поведать: в каком порядке шел твой отряд, где останавливались воды попить, а где помочиться. Начинать?

– Умеешь ты, Игнат, настроение испортить! – вмиг поскучневший Афанасий поспешил перевести разговор на другую тему. – Князь-то где?

– Гуляет, – беспечно махнул рукой Лукьянов, – велел не беспокоить.

– Что? Один гуляет? Да ты что, белены объелся? Забыл, что в апреле случилось?

– Да прекрати орать! – недовольно поморщился унтер. – В долину только две тропы ведут, обе под присмотром. У нас тут чужие не ходят.

– А зверье?

– Зверье тоже только свое, проверенное, – усмехнулся Игнат, – стадо диких свиней сразу ушло, едва мы лагерь разбили. Через неделю медведь не выдержал постоянного грохота пушек, сбежал. Остались только белки, зайцы да лисицы.

– На все-то у тебя ответ есть, – в сердцах махнул рукой управляющий, – а я вот с тех пор готов на воду дуть, лишь бы подобного не повторилось.

– Будет тебе, Кузьмич, – ласково обняв товарища за плечи, Лукьянов повел его к грубо сколоченному столу, стульями при котором служили обычные пеньки. – Не беспокойся, князь нынче другой стал.

– Как он? Вспомнил хоть что-нибудь? – участливо поинтересовался Сушков, принимая из рук Игната кружку с квасом.

– Мне кажется, что плюнул Михаил Васильевич на это занятие, – задумчиво ответил тот, раскуривая трубку, – да и правильно, чего горевать по прошлому? Нужно жить дальше. Бог даст, вернется память со временем, а не даст – значит, так тому и быть. Стало быть, так нужно. Да и, положа руку на сердце, – Игнат понизил голос и склонился поближе к уху Афанасия, – я не очень-то хочу, чтобы князь всё вспомнил и стал прежним.