Князь мира - страница 57
Вот в эту-то пору и был у барыни в дворовой услуге и в самом деле не особенно склепистый парень Ивашка, которого по причине его несметливости звали все Недотяпой.
Был он не то доезжачий, не то конюший, в старом быту у помещиков мужикам каких только не раздавали ради старанья чинов, на каждую порчину было по чину, потому что оспода сами любили чины, да, положим, и теперь кто их не любит? Только при таком дворовом чине больше всех перепадало Ивашке… а перепадало, главное дело, за то, что никто так бестрепетно и безропотно все не сносил, как Ивашка.
Барыня съездит ни за што в скуло, а он еще перекрестится и подол ее поцелует.
- Вот, - скажет, - спаси Христос, барыня, что заметили меня, дурака!
А барыня плюнет и на конюшню отошлет, чтобы как следует отодрали и чтобы благодарности за такую награду барыне не произносил, а знал на будущее страх и повиновенье.
Отдерут, кожу спустят, а Недотяпа поваляется малость и опять как был, только еще поклонистей да покорней, барыня всегда с него свой день начинала, встанет, первым делом Ивашке, а потом уж сама рука ходит, достанется и старику и молодому…
*****
Но как-то совсем по пустяковому делу у любимой барыниной лошади оказался на копыте подсед, и она чуть не захромала; Ивашку насмерть запороли на конюшне и потом совсем в бездыханном чувстве выбросили на задний двор в загон к гончим собакам.
- Пусть его с собаками из одной миски полочет! - решила барыня Ивашкину судьбу после порки ради острастки другим.
Но на другое же утро Ивашки в собачьем загоне не оказалось, собаки, когда вошли егеря на утреннюю кормежку, облизывались, поджимая странно хвосты, и подвывали на егерей, как они подвывают на волка, когда зверь снят уже с лежки, а борзые хрипят на смычках перед спуском.
- Что за дивеса такие? - удивились егеря. - Нет Ивашки! Неужели собаки доели!
Доложили по чину старосте Никите Миронычу. Никита Мироныч прибежал в собачий загон, понюхал по уголкам собачьим носком - с лица он и в самом деле походил немного на лайку, - почесал лапкой за ухом и сначала тоже вроде подумал, что с Ивашкой собаки распорядились, а потом прищелкнул языком и словно о чем догадался.
- Это, - говорит он егерям, - Ивашка седьмой беды не дождался и дал стрекача!
А что это у Рысачихи была за седьмая беда, всякому было известно: с седьмой бедой сама смерть вместе ходила!
Так и барыню оповестил, но та только рукой махнула и заявки не велела подавать, потому что не мужик, а одно разоренье!
Но не прошло и полгода, как, к великому всех удивленью, потому что думали все, что Ивашку на самом-то деле съели собаки и только барыня со старостой это почему-то скрывают, потому-де и заявку барыня по начальству не подает, а то бы сто раз подала и из земли раскопала, пробовали вон смельчаки, да, попробовавши, оскомину сразу набили! - к великому всех удивлению, Недотяпа вернулся.
Говорили в селе Скудилище, что, как Недотяпа вернулся, видели все, но на самом-то деле видел один только Никита Мироныч, который и не скрывал ни от кого, рассказывая обо всем, не привравши полслова, потому что и без вранья у него вышло нескладно…
Сидел как-то Никита Мироныч у себя после трудов, мужиков в этот день человек двадцать перепороли, за окном была непроглядимая ночь, осень стояла в переломе на зиму, и ради скуки давил на стене тараканов…
- Лукерь… а Лукерь? - окликнул он не раз жену, которая храпела на печке и возле нее ребята враскидку. - Что это ты пакости сколько в дому развела! Диви бы черные, а то все - прусаки! Страмота!
Но после бабьей работы ее и пушкой не скоро разбудишь; поправил Никита Мироныч крючок, вышел в сени до ветру, проверивши засов на крыльце, вернулся и хотел тушить лучину и тоже ложиться… вдруг - стук!.. И не на крыльце, которое только что проверил Никита Мироныч, а тут вот - в сенях, куда никак нельзя пройти человеку, если только не подлезть в подворотню или не перемахнуть через крышу в прореху…
- Кто там? - не своим голосом прошептал Никита Мироныч. - Кто там, туды твою так?..
Не отвечает…
И опять стук!
"Овца, должно быть, дура, стену бодает!" - подумал Никита Мироныч и вздул сразу целым пуком лучину.