Князь Тавиани - страница 4

— Я начинаю догадываться, — прошептала Катька и сделала большие глаза.

— Ни о чем ты не догадываешься. Итак. Фы не знаете, говорит Карл Иванович, но я, я знаю. Фаш этот фосточный красавец никакой не князь Тавиани. Он авантюрист, выдающий себя за другого. Он не аристократ. Его если поскрести, то вы увидите такое… Он воспользуется приданым вашей дочери, обестшестит ее и бросит, и вы никогда не отшиститесь от этого позора. Отложите свадьбу. Отмените ее вовсе.

— Да вы… да вы… да вы знаете ли, что вы себе позволяете, Карл вы этакой Иваныч! — завизжала Катька так, что на них оглянулись с дальнего столика — больше на веранде никого не было. — Что вы себе позволяете, в конце концов! Знаете ли вы, на кого клевещете! Я знаю князя Тавиани, я был с ним… это самое… где же я с ним был? Я был с ним на охоте! Мы стреляли с ним фазанов, да! Он вел себя как настоящий мужчина!

— Барсов мы стреляли, — подсказал Игорь.

— И барсов, да! Там были двое, барс и барсетка, так он сумел воткнуть и там два раза повернуть! Барс в шоке, барсетка в обмороке. Он героический воин, настоящий аристократ, я проверил всю его родословную, и вы не смеете… вы никакого права… вы забываетесь, милостисдарь! — Катька стукнула кулачком по столу. — Моя дочь Полина, то есть моя дочь Софико никогда не полюбила бы авантюриста! Мы, генералы Касаткины, триста лет служим престолу и насквозь видим всех, и всякий старый немец не будет нам тут, русским генералам… Простите, Карл Иваныч, — сказала она, отдышавшись. — Но вы действительно уж что-то это самое, переходите за грань.

— Кхарашо, — сказал Игорь и понурился. — Отшень кхарашо. Пусть же будет все, что будет. Прошу вас простить меня, генерал Касаткин.

— Да что же… да ничего… — забормотала Катька. — Вы тоже простите, погорячился, но вы сами понимаете, со всей этой помолвкой сейчас весь дом как с ума посходил…

— И Карл Иваныч, — продолжил Игорь, — является в четверг на последнее занятие. Ейн сюрприз! — восклицает он. Мы едем сегодня на наш последний урок к моему другу Альберту Федоровичу, он живет тут недалеко под Мтацминдой, он есть феликий музыкант. Не то што я, я обытшный музыкант. А он есть великий, и я хочу, тштобы он вас послушал и дал советы, как вам дальше укреплять ваш недюшинный талант.

— И ее вот так с ним отпускают? — ахнула Катька.

— Почему нет? Естественная вещь, старый немец, чудаковатый, всегда парик носит. Видишь парик? — он ткнул пальцем в картинку. — Ему лет семьдесят уже. И он раньше тоже возил ее на концерты, в оперу. Когда в Тифлис приезжали Патио, Бозио, Блерио — ну помнишь, летчик, он еще немного пел, — так он ее возил, конечно, и смотрел за ней, как бонна…

— Переменял панталоны ей…

— Все ей переменял, трогал всяко.

Они уставились друг на друга с прежней радостью, словно и не было никаких восьми лет, — но они были и очень чувствовались, и это была уже не игра, а игра в игру.

— Они едут в сторону Мтацминды. Но тут Софико начинает замечать, что вот уж пошли окраинные улочки, и вот уже они миновали телебашню, которой не было, конечно, но она уже угадывалась, и понятно было, что едут они вовсе не в центр города и не к великому музыканту. Она ощущает смутное беспокойство. Карл Иваныч сидит напротив, глядит в окно, он неподвижен, голова оперта на скрещенные руки, а те, в свою очередь, на серебряный набалдашник трости.

— Боже мой! Что же он будет делать этой тростью!

— Ничего, это отвлекающая деталь.

— Куда же мы едем, Карл Иванович? — прошептала Катька с грузинским акцентом. — Куда вы везете меня? Помните, если вы решили меня похитить или учинить мне какое-то иное зло, мой жених, князь Тавиани… сделает с вами такое…

— Молчи, девочка, — спокойно ответил Игорь с тем же грузинским акцентом. — Пожалуйста, молчи.

— Ах, почему это я должна молчать, интересно! — пискнула Катька.

— Молчи, женщина, — сказал Игорь веско. — Потому что это я — князь Тавиани.

Признаться, этого она не ждала. Он не разучился ее удивлять.

— Какого же это хрена вы князь Тавиани? — спросила она и подбоченилась.

— Слушай мою команду, в смысле мою историю, — сказал Игорь, не поднимая глаз и размешивая соль в хаше. — Когда-то давным-давно молодой и глупый князь Тавиани познакомился в Петербурге не с теми людьми и вошел в опасный кружок. Они были молодые фурьеристы, ничего серьезного. Князь Тавиани перед ними форсил, поил грузинским вином и клялся, что его поддержит вся Мингрелия, что у него там в любом кабаке, то есть духане, все свои, и Кавказ поднимется и отделится, и все вместе мы опрокинем ненавистное самодержавие! И вообще — бахахи цхалши хихинебс! — он вскинул кулак. — Конечно, он врал. Он совсем не знал родную Грузию. И все эти люди не верили ему. Но среди них был осведомитель! — он многозначительно поднял брови. — Очень возможно, это был тот самый русский писатель, который всю жизнь писал про подпольных типов. Между прочим, большая сволочь.