Князь Василько - страница 6
- Хочешь ко мне в дружину?
- Я бы пошел, князь, да батя не отпустит. Ему без подручного, как мужику без лошади.
- С твоим отцом мы поладим, - с улыбкой молвил князь.
С того дня Еремей Ватута стал княжьим дружинником: допрежь в младшей дружине, а затем и в старшей. Проверен был Ватута и в сечах. Меч его был несокрушим и неистов. О богатырских подвигах Ватуты прознала вся Ростово-Суздальская земля.
Через пять лет Константин Всеволодович назначил Еремея своим первым мечником, возвел его в боярский чин и пожаловал угодья в Пужболе.
Боярин Сутяга злорадно хихикал:
- Из грязи да в князи. И кого? Безродного Еремку, смерда?
Константин Всеволодович прознал о словах Сутяги, пригласил в свои покои и резко произнес:
- Когда и кому быть боярином - дело мое, княжье. И перестань, Борис Михайлыч, злорадствовать. Что-то я не видел тебя в сечах впереди рати. Всё в хвосте отсиживаешься, а Ватута живота своего не щадит за Ростов Великий.
Сутяга будто оплеуху получил, хотел что-то возразить, но сдержался, ведая, что Константин крут и горяч. Сказал лишь:
- Прости, князь, но я слишком стар, чтобы в добрых молодцах ходить.
- Это в сорок-то лет? - усмехнулся Константин Всеволодович.
Сутяга проглотил обидные слова, смолчал, но князь ведал, что от сего боярина можно ожидать любой пакости.
Г л а в а 2
ГДЕ ЧЕСТЬ, ТАМ И РАЗУМ
Тревожными были первые годы младенчества княжича Василька. Еще и полгода не прошло после пострига, как на Ростов двинулось войско князя владимирского Юрия Всеволодовича. Близлежащие села и деревеньки были разграблены и сожжены. Дымы пожарищ доходили до города. Ростовцы поднимались на стены крепости и с тревогой думали: как там дружина, не слегла ли под копьями и мечами неприятеля? Тогда беда. Князь Юрий Всеволодович зол на Ростов, никого не пощадит
Василько, глядя в беспокойные лица челядинцев, спросил:
- А где дядька мой Еремей?
- Дядька твой, боярин Еремей Глебович, ушел с дружиной на неприятеля.
- А почему меня не взял? Меня ж на коня сажали, сказывали, что отныне я воин.
О том же и матери молвил, на что Анна Мстиславна, тихонько вздохнув, с грустной улыбкой ответила:
- Мал ты еще, Василько. Не пришло время твое, но чует мое сердце, еще навоюешься.
- А я ныне хочу! - топнул ножкой княжич.
Дружина вернулась в Ростов Великий под победный колокольный звон. Усталый Еремей Глебович, скинув с себя тяжелую броню, первым делом повстречался с Васильком. Вскинул могучими, широко палыми руками мальца над головой, спросил:
- Ну, как ты, княжич? Небось, скучал по дядьке?
- Скучал, Еремей. К тебе на войну хотел, но матушка не отпустила.
- Ох, воин ты мой любый!
В княжьем тереме вовсю говорили о подвигах Александра Поповича.
- Поведай, Еремей.
- Выходит, об Алеше>6 хочешь изведать? Добро, княжич. Алеша - сын попа Ивана, что в храме Покрова Богородицы приход имел. Поп-то Иван еще в молодых летах преставился.
- От хвори?
- Какое там, - улыбнулся в пышные рыжеватые усы Еремей Глебович. - Отче Иван был силы непомерной, быка за рога валил. Ему бы не кадилом махать, а мечом булатным… Доводилось. Чуть князь на ворога - и поп Иван среди дружины. Бывает, молебен отслужит - и рясу долой. Доспех на себя, двуручный меч в тяжёлу рученьку и на супротивника. Лихой! Вражьи вои его побаивались. Напродир шел, мечом недруга до пояса рассекал. Князь не единожды говаривал: тебе, отче, не требы справлять, а добрым ратником быть. На приход твой иного епископ рукоположит, а тебе в гриднях>7 ходить.
Но отче лишь посмеивался. Сеча завершится - и вновь в рясу облачается. Князю молвит: служу тебе лишь в беде, а Богу до скончания живота. На то обет>8 давал.
Веселый был поп. Ростовцы его чтили. На злато и серебро не зарился, душой не кривил, перед владыкой и княжьими мужами>9 не пресмыкался. Таких попов поискать. Корыстолюбцев ныне и среди святых отцов хватает.
- Так от чего ж преставился? - нетерпеливо вопросил Василько.
- Не по своей воле, а по Божьей… Подойди-ка к оконцу. Ишь, как ноне солнышко греет. Залезай на подоконник. Зришь развалины храма Успения? Когда-то здесь, в конце десятого века, стояла дубовая церковь красоты невиданной. По словам летописца, Успенская церковь « была толико чудна, яково не бывало и потом не будет». Жаль, сгорела в пожаре лютом. Начисто сгорел и весь Ростов, - и княжьи терема, и детинец, и крепость с башнями. Сии беды обрушились и на Владимир. В 1185 году огонь разрушил там 32 церкви каменные и соборную, зело богато украшенную Андреем Боголюбским. Все серебряные паникадила, златые сосуды, одежды служебные, вышитые жемчугом, драгоценные иконы, парчи, куны и деньги, хранимые в тереме, и все книги стали жертвою пламени. Не миновало и пяти лет, как вновь огонь вновь едва ли не весь пожрал Владимир. Едва удалось отстоять дворец княжеский. А в Новгороде многие люди, устрашенные беспрестанными пожарами, оставили дома и жили в поле. В один день сгорело там более четырех тысяч домов. Лютые шли по Руси пожары. Люди трепетали и падали ниц от страха.