Кобель домашний средней паршивости - страница 4
– О-у-эть!
Сомнений не оставалось, внутри находится живое, и это живое – человек. Только человек, приземлившись неудачно, может изрыгать такие звуки.
– Кто там? Вы живы?
– Ы-ы! Ы-ы!
– Вам помочь?
Молчание. Похоже, человек собирался с духом, чтобы дать достойный ответ Саше. Но так как говорить внятно он по какой-то причине не мог, да и вообще ничего не мог толком, ответил он коротко:
– Угу.
– Я вас достану! – обрадовался Сашка. – Подождите.
Сначала он пытался отковырять вагонку голыми руками, но быстро убедился, что это невозможно. Вагонка была приколочена прочно, а потом поверху ее еще кто-то и обвязал жгутами металлической проволоки. Так что без инструмента тут справиться было невозможно. К счастью, до дома было всего несколько шагов. Саша сбегал за инструментом, а заодно позвал с собой и отца, который сперва отнесся к занятию сына весьма прохладно и даже назвал его охламоном, но потом, прибыв все-таки на валы и увидев короб, проникся важностью момента. А пнув по коробу и услышав изнутри ответный возглас, изумился до крайности.
– Т… ма…! Там же человек!
– А я тебе что говорю!
– Это кто же его туда определил? – продолжал изумляться отец.
– Не знаю. Давай выручать.
Но папаша выглядел как-то задумчиво.
– А надо ли? – вполголоса спросил он у сына.
Саша оторопел.
– Как это?
– Ну, я в том смысле, если человека в этот ящик запихнули, может, и за дело?
– И чего? Тут его оставить?
– Нет, конечно, – спохватился отец, – так тоже нельзя поступить. Ладно, будем надеяться, что он там не сильно буйный. Но в крайнем случае, если кинется, ты инструмент наготове перед собой держи. А я уж его сзади доской остужу.
Саша молча перерезал ножницами по металлу толстый проволочный жгут, а потом начал с помощью лома и фомки отколупывать доски. Отец стоял рядом и держал в руках топорик.
– Я тебя прикрываю.
– Тебе что угодно, лишь бы не работать.
Папаша хотел обидеться, но в этот момент Сашка так удачно колупнул, что сразу несколько досок отвалилось, и вся передняя стенка упала.
– Батюшки! – ахнул папаша, узрев содержимое короба. – Это кто же вас так упаковал, уважаемый?
Но уважаемый ответить им ничего не мог. Он лишь таращился на белый свет, жмурился, а во рту у него торчал огромный кляп. И даже после того, как отец с сыном извлекли затычку изо рта пострадавшего, он еще долгое время мог лишь мычать и издавать невнятные звуки. Наконец, дар речи к нему вернулся.
– Х-холодно! – стуча зубами, признался он.
И это было совсем не удивительно. На потерпевшем не было даже трусов. Лишь плечи его прикрывала какая-то шерстяная простынка, как выяснилось, это была подстилка, которая упала на него сверху, когда Саша перевернул короб.
– Он же замерзнет!
Вообще-то если до сих пор не замерз, то теперь, на солнышке, уж точно не замерзнет. Но со старшими не спорят. И Саше пришлось еще раз сбегать домой, взять кое-какую старую одежду и принести пострадавшему. Отец лишь крякнул, когда увидел свою рыбацкую куртку, которую он считал счастливой и по этой причине не разрешал ее стирать.
– Нашел, сынок, что взять. Спасибо тебе!
– Что мама дала, то я и взял.
Отец снова крякнул, но возражать жене даже заочно все же не осмелился. По горькому опыту знал, это может оказаться себе дороже. Немного утешило папашу то обстоятельство, что штаны пострадавшему попались бабкины, а кроссовки Сашкины. Какая ни есть, а все же справедливость. Хотя сравнивать свою счастливую рыбацкую удачу с бабкиными панталонами… М-да…
Саша тоже печально смотрел на свои кроссовки, в которые спасенный ими мужик совал свои ноги. И ноги у него были не сказать, чтобы шибко чистые.
– Ну, мама! Ну, удружила!
Отец тут же откликнулся:
– А чего ей не раздавать наши вещи? Легко быть щедрой за чужой-то счет.
От своих щедрот супруга выделила лишь пару бутербродов с колбасой и бутылку с горячим сладким чаем, к которой пострадавший и присосался. Постепенно краски стали к нему возвращаться. Он порозовел, щеки и шея покраснели, а кончик носа сделался и вовсе багрово-сизым. Пока мужчина насыщался, у Сашки была возможность хорошенько его рассмотреть. Нет, красавцем он точно не был. Тучное тело, жирное дряблое брюхо. Мужику на вид было лет пятьдесят. Сильно поредевшие, какие-то засаленные пегие волосы, щетина, запах перегара, который исходил от него даже сейчас. И маленькие бегающие глазки, словно бы прячущиеся временами за набрякшими веками.