Кочующая роза - страница 15

Весенняя гроза бушевала в Забайкалье. Мы неслись под ливнем, стучащим в стекло.

Оставив Людмилу в городской гостинице, я побывал на озере Кенон под Читой, где высится бетонная громада ТЭЦ и на ее теплотрассе колышется город с дымами, с проблесками самолетов, летящих на БАМ, на Чару, на Чульман. А здесь тянулись ряды застекленных теплиц. В их душной и жаркой прели, среди желтых звезд цветущих огурцов я говорил с агрономом, высоколобым, с мерцающей синью глаз.

— Такие, как эти теплицы, идут на все рудники и объекты. Мы им свой опыт дарим. Закладывают поселок, разрез — и сразу теплицы. Здесь овощи выращивают со времен декабристов. Они сюда капусту, и огурцы, и салат завезли. А знаете, какие у нас сорта есть? Все вредное из организма вымывают. Зачем нам с Кубани овощи возить самолетами, мы их здесь, под Читой, сами вырастим! Правильно я говорю?..

Я слушал. Смотрел в его лицо, думая, кто его прадед! Лихой ямщик или декабрист? И тот и другой смотрели, тоскуя, на эти дождливые, волнистые сопки. Одному мерещился мраморный лев и граненый фонарь у подъезда. Другому — мягкая рожь и красный в избе цветок. Так и срослись тоской в своих детях и внуках. И этот — уже старожил. Он живет у громады ТЭЦ среди электричества, пара и стали. Но, может, хоть в снах примерещится залетевшая неизвестно откуда красная на окошке герань, в инее — граненый фонарь?

— В мерзлоте, в мерзлоте их растить. Правильно я говорю?

В обкоме, в отделе промышленности, двое людей, сошедших час назад с вертолета, усталые, с почернелыми лицами, пропахшие бензином, тыкали указками в карту. А она, аккуратно наклеенная на плотную ткань в разноцветных стрелках и ромбах, напоминала военную схему. Но это была просто карта, оттиск земли, просвеченной с самолетов, оплетенный паутиной визиров, где БАМ прорезал хребты к медному Удоканскому поясу, рассыпая вокруг себя семена поселков и станций.

— Иван Григорьевич, ты как хочешь, а я секретарю доложу. Это здешняя наша забота. Не по пустому месту дорога пройдет. Там же оленеводы, хозяйства. Там и шишкуют, и соболя бьют. А мы туда всей нашей техникой. Это как взрыв получится. Геологи в колхозах оленей брали. Деньги, конечно, большие платила, вроде бы выгодно. А что он, олень, после их езды? Кончен. Из хозяйства долой. Я бы тут с осторожностью подходил. Не взрывом, а мягче, мягче!

— Так, Кирилл Тихонович, так. А еще надо крепко подумать, где комбинат сажать. Тут бы, конечно, неплохо. Тут и воды довольно. И до меди близко. И с Зейской ГЭС энергию подбросят. И вывоз вроде бы легок. Но подумать еще не мешает. Водоразделы! Отсюда, от нас, ручейки и речки воду на два океана дают. А мы сюда комбинат. Тонкое это место. Как бы не продавить!

— Еще, Иван Григорьевич, в записке надо отметить: как с деревнями быть? Не оголить бы деревни! Уже сейчас народ из совхозов метит: на БАМ, на БАМ! Директора за голову хватаются: а кто землю пахать будет? А кто коров доить? Об этом тоже надо подумать.

— Я, Кирилл Тихонович, так считаю: деньги и в промышленность и в село надо вкладывать. Иначе не удержишь народ. В селе строить крупные комплексы, городское жилье, на технику не скупиться.

Они кончили говорить и ушли, аккуратно свернув свою карту, утомленные, с одинаковыми смуглыми лицами, хрипловатыми голосами. Оставили после себя на столе образцы привезенных минералов. Малахитовую, медную зелень. Крупчатку железного колчедана. И зеркально-черный граненый уголь…

Экскаваторы ворочались в мерзлоте, делая ковшами надрез, сдирали мхи и лишайники, красную болотную клюкву. Проламывали лед. Черпали, чавкали жадно, с лязганьем, хрустом. Терлись друг о друга боками.

В кабине из стеклянных треугольников, ромбов сидели двое. На пульте пестрели кнопки. Экскаватор, сваренный из цветного железа, застыл, ожидая состав. Стрела, свитая из стальных сухожилий, напряженно тянулась к пласту. Касалась его недвижным сверкающим ротором. Пласт круглился в циркульных надрезах, осыпанный мелким снегом, вспыхивал кристаллами угля.

Машинист Карпуха и помощник его Веревкин втиснулись оба в кабину, поджидая гудков тепловоза.