Кое-что о прогрессе - страница 6

стр.

   Итак, составитель уложения для Российской империи, без знания русского языка и русского права, копался, копался, делал и переделывал сызнова, и дело подвигалось медленно. А надобно было, чтоб оно закипело и чтобы новое уложение, под которым должны были жить десятки миллионов людей исторического народа, явилось как можно скорее на свет. Что у Розенкампфа дело не клеилось - это делает ему честь, и за это ему спасибо. При всех сказанных условиях он мог только копаться, делать и переделывать, не производя ничего. Дело было бы плохо, если бы он что-нибудь произвел. Но создать новое уложение было надобно, - и вот явился Сперанский. Он был посажен на голову Розенкампфу, - и Розенкампф был глубоко оскорблен. Он был оскорблен и тем, что должен был уступить первое место другому, и еще тем, что по делу законодательства подчинили его человеку, не имевшему никакого юридического образования. Барон Корф привел несколько мест из записок Розенкампфа, где этот последний характеризует своего нового начальника, свои отношения к нему и свойство работ над гражданским уложением.

   "Уже прежде приверженный от души, - говорит Розенкампф, - к французской системе централизации и усердный почитатель Наполеоновского кодекса, он (Сперанский), с тех пор как побыл вблизи самого источника (то есть в Эрфурте, где происходило знаменитое свидание с Наполеоном), вполне уверился, что подобное чудо можно и должно сотворить и у нас. Дело же было и не слишком мудреное: французский кодекс состоит всего-навсего из 1800 параграфов, и передать их в прекрасных русских фразах можно без большого труда в какой-нибудь год. При первом свидании он объявил мне только, что комиссии непременно нужно дать другое устройство, другой план, другие формы, чем он и займется неотложно. Я хотел было войти в некоторые объяснения; но начальник мой так был занят, так поглощен делами, визитами и аудиенциями, что мне не удалось промолвить ни одного слова... Против прежнего, - продолжает Розенкампф, говоря о преобразовании комиссии, - в сущности переменено было очень мало; в именах иформах почти все... Меня сравняли с прочими начальниками отделений и в этом звании поручили мне составлять гражданское уложение по данному плану, содержавшему в себе одни заголовки, почти те же, что и в Наполеоновском кодексе... Вдруг однажды, в конце февраля 1809 года, он (Сперанский) сам ко мне зашел с огромною кипою бумаг и объявил, что это - готовый проект гражданского уложения. Пока я собирался поздравить его, что дело устроилось без моей помощи и так скоро, он стал изливаться в горьких жалобах на тех людей, которым, в секрете от меня, доверил составление проекта; говорил, что никак не может внести уродливую их работу в совет комиссии, предназначавшейся к открытию 1-го мая, и просил меня немедленно заняться изложением вновь первой части, то есть права лиц... Я обещал исполнить все, что в моих силах, повторяя, однако, сомнение, чтобы через два месяца можно было предложить совету такой кодекс, которого не написано еще и первой строки. Он, с своей стороны, отвечал, что с помощью моих приготовительных работ и при известном моем таланте проект верно будет готов. Словом, вся важность для него состояла только в том, чтобы дело хоть как-нибудь да поспело... 1 мая явились в комиссию члены нового ее совета. Им дали понять, что предлагаемая на рассмотрение глава проекта уже прочитана предварительно государем. Новосильцев, Чарторижский и Потоцкий предъявили несколько основательных замечаний, которые, однако, все, частью тут же, частью в следующее заседание, были отвергнуты или обойдены. Князь Лопухин молчал и только поглядывал на меня. Алексеев согласился с общим одобрительным заключением, но заметил, что статьи проекта, хотя к ним и подведены ссылки на русские указы, отзываются чем-то чужеземным, затрудняющим ясное уразумение их для русского законника. Я тогда еще не знал Алексеева, человека очень опытного и умного, Сперанский же уверял меня, что это - невежественный подьячий, которого назначили в комиссию только потому, что он пользуется некоторою известностью между русскими правоведами и давно сидит в сенате. Между тем неделя шла за неделей, протокол и главы подписывались, и в октябре