Когда цветут камни - страница 16
Вскоре пальба прекратилась, и к машине подскочил юркий «виллис». Из него вылез высокий, в папахе генерал с треугольной бородкой и седеющими висками. С ним были два автоматчика и лейтенант.
— Кто водитель этой машины? — спросил генерал.
Шоферы переглянулись, и один из них, с рыжими усиками, в замызганной телогрейке, сделал шаг вперед. Покачиваясь то ли от усталости, то ли по другой причине, он ответил:
— Я… Синичка…
— Пьяный! Арестовать!.. Адъютант, пишите приказ: в штрафную его.
Лейтенант подбежал к шоферу, выдернул из его рук документы, что-то записал, и, приказав снять ремень, подозвал автоматчиков:
— Ведите…
— Товарищ генерал, — взмолился шофер, — у меня двое детей…
— Ведите, — повторил лейтенант.
Автоматчики, вскинув автоматы, приблизились к шоферу.
Шофер попятился, упал, поднялся и снова повернулся к генералу, пытаясь его разжалобить, но тот был уже на мосту, указывая другим шоферам, куда столкнуть застрявшую машину. По его жестам Леня понял, что машина обречена.
Неожиданно возле растерявшихся шоферов появился офицер в каске, вероятно, с той стороны реки. Каска ему была так велика, что Леня тут же про себя назвал его «грибком». Офицер был маленький, щуплый, шея тонкая. Привлекая к себе общее внимание, «грибок» сделал руками несколько быстрых жестов, и к нему с разных сторон сбежались люди. Леня стал рядом с «грибком» и, упираясь плечом в кузов, начал толкать машину в ту сторону, куда указывал генерал, но полсотни рук подняли ее, и она пошла в другую сторону. Это «грибок» направил ее туда своими энергичными жестами и подбадривающим криком: «Взяли! Еще раз взяли!»
— Что вы делаете?! — крикнул генерал.
— Ничего, ничего, товарищ генерал, сейчас машина станет на свое место, — ответил ему офицер в каске.
— Кто вы такой? — возмутился генерал.
Машина, словно живая, отодвинулась на край моста. Офицер в каске, приложив руку к виску, доложил:
— Подполковник Верба. Пожалуйста, товарищ генерал, проезд свободен.
Никогда не думал Леня, что подполковник Верба, с которым он переписывался и который помог ему добиться вызова на фронт в снайперскую команду, так неказист и мал. Он представлял его себе человеком солидным, широкоплечим.
«Нет, это не тот Верба. Просто однофамилец», — решил Леня, пряча глаза от офицера и боясь, что он прочтет в них нелестные для себя мысли.
Юркий «виллис», фыркнув мотором, прошмыгнул вместе с генералом мимо отодвинутой трехтонки и, подпрыгивая на стыках моста, покатился на тот берег Вислы. Рядом с трехтонками он казался кургузым козленком среди могучих буйволов.
— В штрафную, значит, отправил Синичку, — сказал кто-то из шоферов, глядя, как, удаляясь, подпрыгивает папаха генерала.
— Кто это? — спросил Леня старшину.
Тот помолчал, подумал и нехотя ответил:
— Генерал Скосарев… За пьянку он его, за пьянку… Ночью-то этот шофер где-нибудь с паненкой водку глушил, известное дело, а за рулем задремал… По ма-ши-нам!
Леня так и не понял: осуждает старшина отправленного в штрафную роту шофера или сочувствует ему: приказ старшего начальника не обсуждается.
Колонна тронулась. В кузов к новобранцам вскочил подполковник Верба. Спустя некоторое время он поговорил с одним, затем другим, потом заговорил со всеми сразу, да так, словно знал каждого новобранца со дня рождения и давным-давно знаком с его родителями, бывал у них в деревне, поселке и знает, как там живется. И про сибирскую тайгу спрашивал: какой был урожай кедровых шишек в минувшее лето и на какую приваду нынче идет колонок? Леня Прудников, отвечая на такие вопросы, незаметно для себя разговорился, стал смелее смотреть в глаза этому подполковнику и готов был рассказывать ему о себе, о Громатухе сколько угодно, но надо же и другим поговорить.
Познакомившись со всеми, Верба начал рассказывать о жизни полка, о людях, о боевых традициях гвардейцев.
И, к удивлению Леонида Прудникова, выяснилось окончательно, что это тот самый Верба, с которым он переписывался. Теперь ему не терпелось поскорее услышать от Вербы о громатухинских ребятах, что служат в этом полку, о Максиме Корюкове. Ждать долго не пришлось. Верба, будто зная, чего ждет от него бывший комсорг Громатухи, сказал: