Когда цветут камни - страница 20

И тут неожиданно возвратился Бугрин.

— Э, да вы хозяин добрый! Можно жить-поживать, только не воевать, — сделал он замечание, бегло осмотрев оборонительные сооружения на плацдарме.

Затем командарм поехал в тылы, разогнал там все штабы по лесам и оврагам, и все пошло кувырком.

Впрочем, нельзя не признать, что Бугрин смелый тактик, волевой генерал. Слава участника обороны Сталинграда пришла к нему не зря. Однако невнимателен к тем, кто его уважает и чтит. Ну почему бы ему, Бугрину, не позвонить сегодня утром в штаб фронта и не спросить: как это случилось, что не пригласили на Военный совет человека, который столько времени руководил организацией обороны плацдарма? Достаточно было такого звонка, и все стало бы на свои места. Вполне возможно, что виноват в этом не начальник штаба, а шифровальщики — пропустили фамилию или зашифровали по ошибке в списки соседней армии.

В таком нехорошем настроении провел Скосарев этот день на командном пункте армии.

— Ну что там у вас стряслось? — поборов в себе раздражение, спросил он явившихся к нему полковника Вагина и капитана Корюкова.

Командир дивизии доложил свои соображения по существу дела и попросил Скосарева выслушать подробную информацию капитана Корюкова, перед батальоном которого обнаружены новые сооружения противника.

— Слушаю, — согласился Скосарев, поглядывая на ноги Корюкова: на командный пункт армии явился в валенках.

Корюков скосил глаза на командира дивизии: вот, мол, говорил вам — будет замечание. Теперь выручайте. Но, к его удивлению, замечания не последовало. Скосарев сегодня будто изменил самому себе. А бывало, за малейшую неопрятность строго взыскивал, словно провинившийся офицер попался ему на глаза не на фронте, а где-то на центральной улице столицы.

Корюков докладывал о своих наблюдениях в такой последовательности, чтобы генерал мог представить себе реальное расположение противника перед батальоном. Но вскоре почувствовал, что Скосарев лишь делает вид, что внимательно слушает, а думает о чем-то другом. О чем же? Быть может, ему уже давно известно об этих сооружениях противника и как уничтожить их — это уже вопрос для него вчерашний? Кругозор армии куда шире батальонного…

Звякнул телефон. Скосарев взял трубку:

— Слушаю. Кто? Некогда мне. Позвоните через часик начальнику штаба.

«Нет, пожалуй, он слушал меня внимательно», — подумал Корюков, когда Скосарев положил трубку. В ту же минуту тренькнул другой телефон.

— Слушаю… От кого?.. Так, так. Значит, он сказал вам, чтобы вы зашли ко мне. Когда это было? Сегодня? Хорошо, заходите, жду…

Положив трубку, Скосарев встал, прошелся — и как бы про себя:

— Прибывает механизированный корпус, ему надо указать место на нашем пятачке.

Остановившись перед Корюковым, он уже другим тоном произнес:

— Я внимательно слушал вас, капитан. Считаю, что ваши наблюдения заслуживают внимания. Оставьте мне вашу карту, я доложу об этом Военному совету армии. Продолжайте наблюдать. Результаты доносите немедленно. До свидания…

Вагин и Корюков направились к выходу.

— Между прочим, капитан… Надеюсь, я последний раз вижу вас на командном пункте в валенках.

— Простите. Валенки на его ногах вы видите последний раз, а сам он, будем считать, побывает на командном пункте еще не раз, — пошутил полковник Вагин.

— Забавляться каламбурами предпочитаю в другой обстановке, — сухо заметил Скосарев и, обращаясь к Корюкову, спросил: — Это про ваш батальон говорят, что у вас чуть ли не все солдаты стратеги?

— Такой батальон в нашей дивизии не один, — не без гордости ответил Корюков. — Солдаты у нас бывалые. Стратеги не стратеги, но…

— Но гордиться этим нечего, — прервал его Скосарев. — Самомнение отдельных солдат расшатывает дисциплину в войсках. Не забывайте, в нашу армию влились отряды партизан. До свидания…

«Партизаны — хорошие воины, смелые, опытные и дисциплинированные, — про себя ответил на это Корюков. — В моем батальоне сорок человек партизан, и ни один из них не нарушает дисциплины, все знают устав, четко выполняют команды, отлично владеют оружием».

Выходя из КП, они столкнулись с машинисткой секретаря Военного совета — все называли ее только по имени и отчеству — Софьей Сергеевной или в шутку — «совершенно секретно». Полная, краснощекая, лет тридцати женщина.