Когда цветут камни - страница 50
Если бы не прибежал связной из штаба полка, сообщивший, что в полк прибыл лейтенант Корюков, Максим остался бы тут ночевать.
Василий был уже в штабе полка. Об этом в первую очередь узнал ординарец Миша, находившийся в блиндаже командира, и тотчас же прибежал в штаб.
— Кто тут будет лейтенант Василий Корюков? — спросил Миша.
Никто из писарей, стеснившихся возле стола дежурного, не ответил ему. Миша повторил свой вопрос еще громче, и писаря расступились. Со стула поднялся лейтенант в старой солдатской шинели. Был он не высок, очень худ и бледен, и что-то тревожное затаилось в его взгляде. Как показалось Мише, лейтенант удивленно посмотрел на окружающих и ответил негромко:
— Я.
— Командир полка сейчас в ротах, — доложил Миша. — Он скоро придет. Пойдемте к нему в блиндаж.
— Хорошо, — сказал лейтенант и стал завязывать свой тощий вещевой мешок.
— Разрешите поднести ваши вещички…
— Спасибо, я привык обходиться без ординарцев, — с каким-то вызовом сказал лейтенант Мише и, улыбнувшись писарям, направился к выходу, прихрамывая на правую ногу. Писаря глядели ему вслед сочувственно и почтительно: родной брат командира полка, партизан и столько перенес за эти годы…
В блиндаже Миша чувствовал себя хозяином, он уже смело предложил Василию свои услуги: помочь умыться, сменить белье, побриться. Василию, кажется, не очень хотелось раздеваться, но соблазн был слишком велик: перед ним уже стоял большой таз теплой воды; Миша приготовил пару чистого белья, туалетное мыло, пушистое полотенце, бритвенный прибор, флакон одеколона.
Ординарец брата показался Василию слишком назойливым.
— Только по пояс. Ногу еще нельзя мочить, — сказал он осторожно.
— Ну хорошо, давайте так. — Миша рад был услужить брату командира.
Когда лейтенант разделся, украдкой сняв с груди какой-то черный комочек на шелковой ниточке, вроде талисмана, Миша стал лить ему воду сначала на голову, затем на костлявые острые плечи. Спина у лейтенанта была гладкая, усеянная черными пятнышками. Так же много этих родинок было и на груди. Миша сказал:
— Поосторожней будьте, товарищ лейтенант.
Василий, обтираясь полотенцем, насторожился:
— Почему?
— Вон сколько родинок у вас на спине и на груди, со всех сторон обсели. Говорят, таким людям с родинками опасно жить: смерть, значит, подстерегает таких людей и с тыла и с фронта.
— Ну, это для меня теперь позади, — отозвался Василий.
— Теперь-то оно конечно, — подтвердил Миша и, помолчав, добавил: — Родинки на спине указывают, что человеку выпала трудная жизнь. У гвардии майора только одна — вот тут, на груди. Ему, значит, легче: когда опасность смотрит в лицо, тогда с ней легче бороться. Так ведь, товарищ лейтенант?
— Ну-ну, — буркнул Василий. Ему было не по себе. «К чему этот проныра завел такой разговор?»
А Миша на все был готов, лишь бы не молчать. Любил он поговорить простодушно и открыто.
Взяв нательную рубашку, Василий отвернулся от Миши, и прежде чем всунуть руки в рукава, накинул на шею шелковую ниточку с черным комочком величиной, как заметил Миша, с майского жука.
— Что это? — спросил Миша.
— Щепотка сибирской земли, — ответил Василий, — ношу ее как крест на груди.
Мише это понравилось: «Все же он патриот земли сибирской». Миша не знал и не мог знать, что в черной тряпочке была завернута не земля, а небольшой самородок громатухинского золота.
На фронт Василий уходил с двумя третьяковскими самородками, хранил их как талисманы счастья, но с одним пришлось расстаться совсем недавно: подарил генералу Власову, иначе тот отобрал бы оба; последнее время Власов стал жадным на золото, даже приказывал обыскивать офицеров и солдат, которые не хотели сдавать ему золотые вещи…
Послышались шаги командира полка. Миша хорошо знал его походку: шагал Максим широко, размашисто, стремительно. Дверь открылась, и Василий бросился к брату… Максим развел руками, обнял брата и приподнял его, как ребенка. В этих могучих тисках Василий и впрямь почувствовал себя маленьким, беспомощным и беззащитным. Слезы подступили к его горлу, он разрыдался. Худые плечи его тряслись, головой он прижался к груди брата.