Когда цветут камни - страница 55
Спустя короткое время Василию предложили вступить добровольцем в полк «свободных» казаков. Василий крепко задумался. Комендант рукой повернул его голову к окну, и Василий увидел: пленных, таких же молодых, как он, грузят в крытые машины, на бортах которых белеют нарисованные по трафарету шахтерские лампочки — эмблемы угольных шахт.
— После таких бесед, как наша, мы не отправляем пленных обратно в лагерь. Мы бросаем их в шахты, под землю.
«В шахту, а там — смерть. Нет, надо искать выход», — мучительно думал Василий. Когда-то его растила тайга, ласкали мать и отец, он ел досыта и был свободен, как ветер. Этого нет теперь, но это вернется, должно вернуться.
Комендант между тем продолжал:
— Скоро падет Сталинград, и большевики-комиссары капитулируют. Пей, ешь сколько хочешь, и вот тебе лист бумаги, пиши: хочу освободить Россию от евреев и комиссаров. Прошу принять… и подпись. Полностью год рождения, откуда родом, национальность, личный номер…
Так через несколько месяцев Василий стал власовцем. Летом 1943 года Василий Корюков был переброшен в прибалтийские леса на самолете с отрядом разведчиков, действовавших под видом русских десантников. Как ловко удавалось обманывать даже командиров партизанских отрядов, пока никому не известно, но кажется: появись он на русской земле после войны — и все прояснится, могут даже показать пальцем: «Вот он, предатель!..»
Мысль эта мучила его. Она всегда возникала внезапно, как припадок стремительного недуга.
От былого высокомерия он готов был отрешиться и стать пресмыкающимся, но страх наказания за измену Родине возрастал в нем каждый раз, как только начинал думать об этом. Возрастал с такой силой и в таких масштабах, что первые сомнения в правильности своего поступка в дни сдачи в плен показались ему комариным писком наивной души. Теперь некуда пятиться, опоздал — сам себе отрезал путь к возвращению. Никто не поверит в раскаяние, в народе накопилось много гнева против предателей, и будешь кипеть в этом гневе, как в адском котле со смолой, беспомощный и презираемый даже после смерти…
Оторвавшись от этих мыслей, Василий прислушался: «Спит ли ординарец? Наконец-то уснул. Теперь пора выйти и дать сигнал».
Выйдя из блиндажа. Василий закурил, сделал два круга светлячком папиросы. Ответного сигнала не последовало. «Наверно, задремал, — возмутился Василий. — Нет, вон отвечает таким же светлячком папиросы: «Вижу хорошо, спокойной ночи».
Вернувшись в блиндаж, Василий прилег и затаил дыхание.
Через час поднялся Миша, чтобы завести настольные часы. Светящиеся стрелки показывали без двадцати три.
Миша прибавил огня в лампе; поставил на стол заготовленный с вечера термос с горячим чаем и звякнул вилкой о тарелку. Спит майор. Спит сладко, как ребенок, подложив руку под щеку. Жалко Мише прерывать сон командира, и он остановился перед ним, считая секунды.
У блиндажа послышались шаги. Вошел подполковник Верба.
— Доброе утро, Миша, — тихонько, чтобы не разбудить Максима, сказал Верба.
На войне никто не считается с бессонными ночами командира, зато в спокойные часы и минуты его сон охраняется, как великая ценность.
— Здравствуйте, товарищ подполковник, — Миша козырнул, стукнув каблуками.
— Тише, — Верба поднял палец.
Но командир полка уже открыл глаза и посмотрел на часы.
— О, пятнадцать минут четвертого… Миша, проспал?
— Маленько, товарищ майор, маленько проспал.
Миша смело забренчал кружками.
— Извини, Борис Петрович, — проговорил Максим, протирая глаза. — Вчера долго засиделись с братом. Вот он, спит. Проснется, и познакомитесь. Прошу за стол, будем чай пить. И вот я тебе что скажу, Борис Петрович: я пойду на строительство блиндажей, а ты оставайся здесь, у тебя сегодня много дела. Возьми эту папку, просмотри аттестации.
Они с наслаждением пили чай из кружек.
— Вчера вечером, — сказал Верба, — провели комсомольское собрание в первой роте и избрали нового комсорга.
— Кого же?
— Леонида Прудникова.
— Не рановато?
— Ничего, дозреет. Командир роты его выдвинул. Когда будешь там, прошу поддержать нового комсорга.
— Посмотрю…
В тот же день подполковник Верба показал личное дело лейтенанта Корюкова капитану Терещенко. Раньше, в первые годы войны, капитан Терещенко занимался проверкой людей, побывавших в окружении. Теперь ему все чаще и чаще приходилось иметь дело с беженцами из плена и бывшими партизанами, у которых недоставало некоторых весьма существенных документов.