Когда гаснут звезды - страница 9

Это самая тяжелая работа, которую я когда-либо делала, а также самая важная, даже если Брендан никогда не сможет меня простить. И я хорошо справляюсь со своей работой. Со временем у меня выработался своего рода радар на жертв, и Кэмерон Кертис я узнала сразу, словно над ее головой вспыхнула неоновая вывеска, сообщающая о ее истории, ее уязвимости. И не только для меня. Каким бы ни был знак, я знаю, что хищники тоже могут его видеть, зловеще яркий и безошибочный.

Я думаю о семье девочки, сходящей с ума от беспокойства и страха. Я думаю о том, какой одинокой и потерянной Кэмерон, возможно, чувствовала себя годами, даже отчаявшейся… оторванной от мира. Когда печаль и стыд — это больше, чем чувства; это болезнь, ужасный рак, который распространяется по миру, унося жизни нескончаемым потоком, как охотящаяся за собственным хвостом змея.

Когда снова раздается тявканье, я вздрагиваю. Это определенно койот. В отличие от любого другого животного в этих лесах они звучат почти по-человечески — холодные, одинокие и голодные. И напуганные. Скулящие день за днём.

— 5-

Той ночью я парю бестелесно над белым полумесяцем пляжа, когда кто-то спотыкается, пробегая сквозь спутанные водоросли и тени. Но идти некуда. Конечно, это девочка. Она спотыкается и падает на колени, встает и снова падает, отползает назад, крича и дрожа. А потом она внезапно замолкает. Успокаивается так, как в конце концов успокаивается животное, когда осознаёт, что погоня окончена.

Я вздрагиваю и просыпаюсь, мое сердце бешено колотится, а кожа скользкая от пота. «Должно быть, вернулась лихорадка», — думаю я, сбрасывая колючие одеяла. Под толстым свитером мои груди все еще стянуты жгутом, но опухоль совсем не спала. Боль тупая, пульсирующая, не оставляющая меня ни на миг.

Меня обступает ледяная темнота. Я забыла, каково это — спать в лесу, совершенно изолированно, без уличного шума, соседей или света. Я засовываю ноги во вторую пару носков и выхожу в главную комнату, где мигающая микроволновая печь говорит мне, что уже почти четыре часа утра. Я проспала, может быть, часов пять. Точнее, я вырубилась часов на пять.

Я нахожу ибупрофен и еще одну таблетку снотворного и проглатываю их, запивая виски, надеясь очистить голову от кошмара. Я могу только предположить, что девочкой была Кэмерон Кертис, мое подсознание выдумало версию ее исчезновения, оказавшись втянутым в драму, которая всегда занимала меня, даже задолго до того, как я стала детективом. Как будто крики о помощи, которые вечно звенят в атмосфере, усиливаются, когда они пересекают мой путь, и становятся липкими. Как будто они каким-то образом принадлежат мне, и у меня нет права голоса в этом вопросе, вообще нет выбора, кроме как попытаться ответить на них.

* * *

Первое, что я вижу, когда просыпаюсь несколько часов спустя, — это полупустая бутылка из-под ликера на полу рядом с диваном, и скомканные носки на кофейном столике. В голове пульсирует похмелье. Если бы Хэп был здесь, он бы забеспокоился, увидев, что я так много пью. Сам он был бы уже одет, лицо умыто, а кофе закипел. Он любил раннее утро и позднюю ночь. Иногда я задавалась вопросом, спит ли он вообще, но было приятно думать, что он всегда рядом, если я нуждалась в нем, бодрствующий и готовый помочь. Я бы хотела, чтобы это все еще было правдой.

Я натягиваю на себя несколько слоёв одежды, чувствуя, как верхняя пуговица джинсов погружается в мягкую плоть на талии, кончики пальцев касаются сморщенной кожи, словно свежей рубцовой ткани. Я откидываю волосы назад, не глядя на свое отражение, наполняю термос кофе, запираю за собой дверь хижины и направляюсь обратно в деревню.

Я выезжаю на прибрежную дорогу и поворачиваю машину на север, к Каспару и ручью Джаг-Хэндл-Крик, любимому месту Хэпа для дневных походов. Когда мне было одиннадцать, Хэп и многие рейнджеры, с которыми он работал, объединились с местными активистами, чтобы защитить утесы от вырубки леса и застройки… и они победили. Наследие, которым гордился весь район. Хэпу было всего двадцать, когда он впервые начал работать в Лесной службе США, поднимаясь по служебной лестнице, пока не стал главным лесничим вскоре после того, как я переехала к ним. Под его надзором находились десятки рейнджеров и пятьдесят тысяч акров федеральной земли.