Когда гремели пушки - страница 13

Ко мне в землянку ввалился командир стрелковой роты старший лейтенант Рогов, человек пожилой, интеллигентный, славный. Бывший учитель.

Кивнув головой на дверь, спросил:

— Слышишь?

— Слышу. Не глухая.

Он подивился моему видимому спокойствию.

— Митингуют, как в гражданскую. Что ж ты мер-то не принимаешь?

— Да какие же тут могут быть меры, Евгений Петрович?

— Выйди. Рявкни. Покажи характер.

— Так мне же их все равно не перекричать.

— По-твоему, это нормальное положение?

— Положение ненормальное. Реакция нормальная. Лучшего я и не ожидала. О, если б вы только видели, как меня принимало высокое начальство в трех дивизиях… А с солдата взятки гладки.

— Да ведь можно в это дело комбата подключить и даже командира полка. Наказать одного-двух зачинщиков, чтоб другим было неповадно.

— Хорошенькое начало для командира, — невесело усмехнулась я. — А дальше что? Опять просить няньку?

— Так ведь надо же что-то делать, милая ты моя! Это же черт знает что такое! А что будет в наступлении?

— В наступление нам не завтра, Евгений Петрович. Обойдется. Накричатся, напрыгаются и утихомирятся. Видите ли, я верю в железную силу приказа. Не дураки же они, в конце концов, поймут, что никаким способом им от меня не отбояриться. Привыкнут.

— Да, ты, пожалуй, права. Командира себе не выбирают. Какой достался, с таким и воюй. Но их тоже надо понять. Предшественник-то твой Богдановских был настоящий богатырь. Дорого продал жизнь: семерых уложил на месте. К тому же он их земляк. Они ему очень верили. Трудно тебе будет после Богдановских. Трудно, но не невозможно. Все зависит от тебя самой. Как себя поставишь, так и будет.

— Я это знаю, Евгений Петрович.

Мы долго молчали. Наконец он сказал:

— Ладно. Нет причины расстраиваться. Твои горлопаны дело свое знают. Пулеметы работают, как часы. В расчетах полный порядок. Считай, что тебе хоть в этом повезло.

— А разве это мало? Меня беспокоит дед Бахвалов. Что он за человек, хотелось бы знать…

Рогов улыбнулся.

— О, старый кержак, хитер и умен. В лоб его не возьмешь. Пулеметчик он отличный и лучший командир расчета. Но, к сожалению, побазарить любит. Впрочем, есть и у него своя ахиллесова пята. Ужасно самолюбив. Даже спесив. Себе цену знает. Ты это помни. Но не спеши уступить. Разве что в мелочах. Приглядись попристальнее. А там видно будет.

— Ох, спасибо вам, дорогой Евгений Петрович. Не знаю, что бы я и делала без вас.

— Ладно. Люди свои. Сочтемся.

Прошло двое суток — и «мазурики» мои перестали митинговать. То ли устали, то ли устыдились. А может быть, и Евгений Петрович Рогов незаметно для меня их утихомирил. Но отношение моих подчиненных ко мне едва ли потеплело.

Евгений Петрович по-прежнему относился ко мне дружески, с неназойливым покровительством. Его командиры взводов, славные парни, сразу же встали со мною на дружескую ногу. Им и дела не было до того, что я существо иного пола.

У меня четыре пулеметных отделения. Три на обороне. Четвертое — в боевом охранении, на опушке, в рощице с символическим названием «Прометей». Все свои огневые точки я обхожу по нескольку раз в сутки. Днем брожу одна. Ночью в сопровождении кого-либо из своих солдат. Так Евгений Петрович приказал. Оборона довольно спокойная, и даже как-то не верится, что в четырехстах метрах, а местами и ближе, враг.

Нейтральная полоса — болото. И даже не болото, а, как говорят, заболоченное длинное и узкое озерко: белое запорошенное поле с серыми метелками камышей, торчащими из-под снега.

Когда я иду по траншее, мне не приходится нагибаться: высокий заснеженный бруствер вздымается выше головы и надежно укрывает от взоров противника. Под валенками поскрипывает свежевыпавший снежок, мелкие порошинки кажутся бусинками черного блестящего бисера. Морозно и солнечно. Над тыловой стенкой траншеи поскрипывают и кряхтят, точно жалуясь, израненные березы.

Солдаты-стрелки с очень серьезными лицами отдают мне честь. Часовые форсисто салютуют по-ефрейторски, выбрасывая рывком винтовку сначала вперед, потом вправо на откинутую руку.

Обход я начинаю с дзота сержанта Нафикова, потом пробираюсь в капонир к Лукину. Деда Бахвалова оставляю «на закуску».