Когда гремели пушки - страница 33
— Ну-ка, парень, подсоби маленечко. Что-то ноги не несут…
Вадька помог ему взобраться по лестнице на второй этаж да там и остался. Вдвоем веселее и легче жить: пока один дрова добывает, другой за хлебом смотается, воды запасет. И спать вдвоем куда теплее: друг от дружки греются.
Когда началась война, Македонов, как и все, пошел в военкомат. Мечтал он попасть в артиллерию. Но военком покачал головой и спрашивает: «А кто же будет ковать оружие?» И отказал.
Вернулся Македонов на завод, а там и рады, потому что у человека золотые руки: он сварщик высокого разряда. Редкое чутье имеет к металлу.
Особенно пригодилось это чутье, когда пошли с фронта в ремонт искалеченные танки. Например, трещина в броневой башне. Ее надо заварить намертво. Но дело это весьма тонкое. Металл ведь от нагрева «ведет». «Повело» башню, и танк не годится, не может поворачивать свою пушку и пулеметы. Кому нужен такой танк?
Так вот у Македонова не «вело». А если и «поведет» слегка, он знает, в каких местах надо прокалить металл пламенем, чтобы выправить. Чутье у человека!
Но сварщик заболел и слег. Весь здоровый, а ноги не держат. Лежит он, мерзнет. Все про свой завод думает: как там без него? Да и перед Вадькой неудобно. Тот один за двоих работает: то в булочную, то за дровами, то воду тащит. В общем, все хозяйство на его руках.
Вадьке, конечно, достается. Но он не столько про себя думает, сколько про танки. Главное ведь в том, что на заводе полон двор танков. Стоят, дожидаются, пока дядя Андрей поправится. А когда он поправится?
Писатель диктует очень медленно. У Славки достаточно времени, чтобы и самому попробовать сочинить в уме продолжение. Хочется ему, чтобы Вадька как-то выручил Македонова. Помог бы ему вернуться на завод. Но как?
Евгений Аристархович неожиданно переносит действие повести в булочную.
Как-то Вадька выкупал хлеб. На две карточки ему дали кусок и два довеска. Один-то еще ничего, со стиральную резинку, а другой тоненький, как бумага. Вадька глядел, глядел на довески да и положил тоненький в рот. Вообще-то он хотел просто подержать его во рту. Но нечаянно проглотил.
— Подлец! — выпалил Славка и бросил карандаш. — Хлеб-то общий!
— Ну, уж это ты слишком! — возразил Евгений Аристархович. — Ведь мальчик же, не взрослый человек…
— Наплевать, что мальчик! А если из-за него танки не могут на фронт выйти… Нет, ты умри, а терпи!
Накричал Славка на Вадьку, а самому его тоже жалко. Голодный же, чуть живой. Да в придачу еще и не нарочно проглотил довесок, а случайно… Подумал Славка и говорит:
— А он не вернет дяде Андрею тот довесок? А? Евгений Аристархович, пусть вернет. Ладно? Сочините, чтоб вернул…
Писатель схватился за сердце. Не дыша, он открыл бутылочку, выкатил на ладонь таблетку, сунул ее под язык… Это у него приступ. Который уж раз!
Помолчав, Евгений Аристархович ответил:
— Не знаю, Слава, мне бы и самому хотелось, чтоб вернул.
Писатель задумался над своей повестью.
Задумался и Славка. Перед его глазами так и стоит Вадька, жует чужой довесок. И вдруг пришло в голову: «Подозревает! Писатель думает, что я у него довески краду! Имена переменил, а сам пишет про себя и про меня…»
Славку затрясло от обиды. «Спросить? Нет, нельзя. Вдруг это мне показалось…»
И хорошо, что не спросил! Зря бы только обидел человека. Вадька-то, как выяснилось из дальнейшего, это совсем не Славка.
Попили они с утра кипяточку с хлебом, согрелись. Македонов и задремал на кровати. Просыпается — нет Вадьки. «Что бы это значило?» — подумал. Снова закрыл глаза, но сон не идет, почему-то стало тревожно. Добрался он кое-как до стола, поднял крышку кастрюли — так и есть! Всего два кусочка хлеба. Это значит, Македонову на обед и ужин. А Вадькиного хлеба нет. И карточка всего одна, здесь же, в кастрюле. Выходит, сбежал.
— Вот видите! — крикнул Славка. — А вы еще за него заступались… Довесок украл, бросил больного человека. Это как, по-вашему?
— Суди сам, Слава. Но мне почему-то кажется, что Вадька не такой уж пропащий человек…
Славка не согласен. Но он всего лишь секретарь. Его дело только записывать мысли писателя. Сам же Славка не верит больше Вадьке и вовсе не интересуется его судьбой. Другое дело — дядя Андрей Македонов. Как же он теперь будет жить?