Когда кончаются игры - страница 20

— Я не боюсь.

Гранит понимает, кивает и выходит, оставив дверь нараспашку. Гидра и тогда не позволяет себе обернуться на кровать, будто боясь, что стоит бросить туда взгляд, как в комнату снова влетит Гранит с довольным: «Так и знал, так и знал! Кто у тебя там?!».

Выходя, Гидра не гасит свет.

— Его поймали в лесах у замка. От него за версту оборотнем несет, — стараясь держаться подальше от клетки, сообщает слуга. У Акросса все еще раскалывается голова, но он не может думать ни о чем, кроме голода. Он решил, что его зовут обедать, наконец, а, увидев клетку, даже всерьез думал, что именно это ему сейчас есть и придется. Что слуги, издеваясь, подсунули ему собаку.

И не сразу понимает, что в клетке на столе лежит, как у хозяйского камина, черно-белый крупный пес.

— Как вы его поймали? — удивляется Акросс.

— Приманили. Мясом, — отрывисто сообщает слуга, задерживая дыхание, чтобы не чувствовать собачьего духа. Акросс, подойдя вплотную к клетке, сует пальцы между прутьями, но ничего не происходит. Пес даже не пытается их обнюхать, вообще внимания не обращает. Собаки у Акросса никогда не было, конечно, но он знает, что они себя так не ведут.

Кай бы вот своего пса с первого взгляда узнал. А если пес его здесь (если это, конечно, его пес вообще), то и хозяин где-то рядом. Меньше всего Акроссу хочется встречать его голодным и с больной головой. Он не мог думать о том, что происходит, и почему здесь эта собака, больше интуитивно соврал, прежде чем повернуться к двери:

— Обычная собака. Надеюсь, на обед не она. Что касается нашего пленного… Думаю, пришло время для раскаленного железа.

Всю сонливость как рукой сняло. Собака дернулась так, что клетка упала на пол. Теперь пес пытается прогрызть ее прутья, косясь на Акросса, взглядом этим обещая адские мучения. Акросс даже вздрагивает, когда кто-то касается его плеча.

— О, вот и псиной запахло, — констатирует Гранит, с собаки переводит взгляд на своего капитана. — Что такое? Все еще шарахаешься? Он в клетке, так он не кусается.

Пес выдает странный звук, будто закашлялся, хотя Акросс уверен, что этот гаденыш смеется, потому что помнит ту игру, где у него еще оставалось превращение, и где уже после смерти Кая он смог добраться до расслабившегося Акросса. Когда Хаски оттащили, Акросс готов был отрубить себе изуродованную правую руку, лишь бы не чувствовать боли в ней. Так бывает, когда начинает нарывать неправильно запломбированный зуб, и хирурга, что лезет в рот со скальпелем и шприцем, воспринимаешь как спасителя.

— Это он в клетке не кусается, — сглотнув, не сводя глаз с пса, напоминает Акросс. Именно от того, что показал себя слабым, что дал Хаски чувствовать себя победителем, так просто убивать его не хочется. В конце концов, это же только игра, и лучше играть ее интересно. — В темнице посадите его к остальным в камеру. Без клетки.

Хаски еще по тону и брошенному на него взгляду не наделся, что в «темнице с остальными» его ждет счастливое воссоединение с командой. И про Кая Акросс скорее всего наврал, во всяком случае на нижних ярусах, на лестнице, уходящей в глубину замка, Хаски не чует его запаха.

В подземелье темно. Слуги ориентируются тут хорошо, но и Хаски свет не нужен. Дверь странная, будто приспособленная — в ней есть еще одна дверь поменьше, как-то очень удачно получается, что размер клетки совпадает с размерами этой двери. Так, что не нужно было выпускать Хаски, только прислонить его конуру к маленькой двери, открыв, и ему остается либо сидеть в клетке, либо перейти в камеру. Конечно, никого из команды Хаски там не ожидает увидеть, но встает, как заинтересованный происходящим и входит по каменному полу внутрь, хотя и чувствует уже, кто там.

Эти существа ближе к вампирам, но есть в них что-то и от упырей. Стоит маленькой двери в камеру поспешно закрыться, как несколько теней кидаются к Хаски. Они тоже чувствовали его через дверь, оборотня.

Она знала, что именно у Акросса вместо ужина, шла больше даже не отвлечь внимание от Кая в своей комнате, а доказать, что она и не поморщится.

Но тело среагировало по-другому. Оно сложилось пополам и его вырвало прямо на светлый подол платья. В этот момент Гидра не может думать ни о чем другом, кроме того, что неизвестно, кто из них себя омерзительнее повел. Но, подняв голову, прикрывая губы испачканной ладонью, она понимает, что ошибалась, и ее снова рвет, подкашиваются ноги.