Когда Кузнечики выходят на охоту - страница 42
— Зараза ты, Джона Дойл! — буркнула я, когда приятель устроился рядом со мной на козлах.
Тот радостно осклабился и радостно гаркнул, тряхнув вожжами:
— Погнали, ласточки мои!
Ласточки всхрапнули, и катафалк сначала с веселым стуком покатился по подворью, а затем немного погрустнел на дереве подвесного моста.
— И почему я тебя все время слушаюсь? — прошипела я, а Джона бросил в мою сторону снисходительный взгляд и предельно противным голосом пояснил:
— Полагаю, потому, что я всегда прав.
Я скрипнула зубами.
— Ненавижу тебя.
Парень рассмеялся и, приобняв меня за талию свободной от вожжей рукой, шепнул:
— Неправда. Ты меня любишь.
— Ненавижу! — дернулась я, а он только еще шире улыбнулся.
— Сильно?
— Всем сердцем!
И в этот момент я даже не покривила душой, ибо была очень, очень, реально очень зла на друга. Ну что за идиотизм: целительница на катафалке?! Да и вообще. Опять он со своей опекой. А я, быть может, и без него прекрасно справилась бы.
— Уверена?
— Да!! — рявкнула я и хорошенько стукнула Джону по беззащитной коленке.
— Даже если я завтра внезапно умру?
Его слова выбили дыхание из моей груди, и я испуганно икнула:
— В каком смысле?
Джона зафыркал, как конь на плацу, даже тяжеловозы, лениво трусившие по разбитой в болото дороге, заинтересованно оглянулись на сотоварища.
— В теоретическом.
— Идиот!
— То есть все-таки ненавидишь? — мурлыкнул Джона, а я предельно вежливо предложила:
— Лучше заткнись, а?
— Значит, любишь?
— Джона!
— Хотя бы чуточку? — Он склонил голову к плечу и, убрав руку с моей талии, свел вместе указательный и большой пальцы, оставив между ними зазор не больше одного сантиметра. — Вот на столько. А?
Я поначалу рассмеялась, а затем заглянула другу в глаза и вдруг почувствовала, как щеки опалила загоревшаяся от непонятного смущения кровь. Почему непонятного? Да потому что Джона смотрел обычно. Немного насмешливо, немного с издевкой, привычно тепло и... и при этом как-то иначе. Словно знал обо мне какую-то страшную и исключительно неприличную, стыдную тайну, тогда как на самом деле у меня не было вообще ни одной.
И я, не выдержав этого странного взгляда, сглотнула внезапно ставшим сухим горлом и отвернулась.
Внезапное смущение в буквальном смысле выбило воздух из груди, опалило щеки огнем и заставило нервно сжать в кулаки озябшие пальцы.
— Кузя! — позвал меня Джона все тем же невозможно мурлыкающим голосом, а я поняла, что ни за что, вот ни за что на свете не могу сейчас посмотреть ему в глаза. Иррациональный стыд, замешанный на совершенно непонятном страхе, подстегивал меня не в лицо другу заглядывать, а спрыгнуть с катафалка и, увязая в глинистой грязи, без остановок мчаться даже не до замка Ордена — а сразу до столицы.
— Кузнечик, ну прекращай дуться! Не хочешь признаваться в любви сейчас, признаешься как-нибудь потом, когда настроение будет. Лучше расскажи мне, что у тебя там в планах по завоеванию сердца жениха прописано.
Удивительно, но после этого предложения мне сразу полегчало, и я, поправив шляпку, все же решила посмотреть на Джону.
Довольная улыбка играла на его губах, а черные глаза ласкали теплотой.
— Расскажешь?
— Расскажу, — согласилась я, но тут заметила, что полевики, которые поначалу следовали за нашим транспортным средством, где-то потерялись. — Ой!
— Что случилось?
Джона посмотрел на меня, оглянулся, тревожным взглядом прочесал окрестности и, переложив вожжи в левую руку, правую опустил на висевший у пояса самострел. И этот жест привыкшего к опасности мужчины так сильно меня испугал, что я пробормотала внезапно осипшим голосом:
— Мы, кажется, потеряли полевиков.
Друг посмотрел на меня с удивлением.
— Кого? Полевиков? — переспросил он. — Нам просто было не по пути.
Я нахмурилась, пытаясь вспомнить, о чем мужчины мне рассказывали накануне, а Джона тем временем пояснил:
— Поверь мне, Кузнечик, им больше нечего делать на мельнице. К тому же, если ты не забыла, я с их обязанностями справлюсь без труда, а вот они с моими — вряд ли.
Эти слова заставили меня ненадолго задуматься, а затем я широко распахнула глаза и испуганно пискнула:
— Постой! Не хочешь же ты сказать, что там кто-то умер? Они говорили, что обошлось.