Когда Кузнечики выходят на охоту - страница 47
— Больно, — едва слышно простонала девочка, не открывая глаз, а я с облегчением выдохнула. Все-таки я все правильно сделала. Хвала Предкам!.. Но как же все-таки страшно без наставника!..
— Я знаю милая, — прошептала я, заворачивая девочку в свой плащ. — Сейчас тебе будет очень-очень холодно, но ты потерпи. Хорошо?
Обняла ее, как можно крепче прижимая к себе, надеясь, что тепло моего тела поможет ее скорее согреться и удержать в себе магию жизни, и испуганно дернулась, когда меня, словно плетью, хлестнуло возмущенным окриком.
— Кузя, ты что творишь?!
— А?
Я повернула голову и увидела, что Джона вышел на улицу, держа на руках второго ребенка. Этот мальчик выглядел не так плохо, как малышка, которую я обнимала, хотя тоже был без сознания.
— Я же сказал, там дети и женщина, которые действительно нуждаются в твоей помощи, а ты…
— А я...
— С покойницей нянькаешься! — закончил свой возмущенный диалог Джона, а девочка на моих руках шевельнулась и тихо захныкала.
Из сарая раздалось горестное рычание ее отца.
Надо было видеть выражение лица моего специалиста по мертвым в этот момент. Клянусь, у него глаза едва не лопнули от удивления.
— Как ты это сделала? — прохрипел он, при этом явно прощупывая малышку Третьим глазом. — Искры ведь не было.
— Ты просто не заметил. Неси сюда мальчишку. И остальных выноси. Я сначала их осмотрю, а потом лесничим займусь.
Больше Джона не спорил. Устроил на холодном весеннем солнце моего второго пациента и, качая головой, вернулся на скотобойню.
— Прости, малышка, — прошептала я в детскую макушку, — но мне нужно помочь твоему брату.
Девочка приоткрыла глаза и жалобно спросила:
— А где чудовище? Ты его прогнала?
— Прогнала, — соврала я, решив не говорить ребенку, что чудовищем, скорее всего, был ее папенька.
Брата девочки звали Тим. И в себя он пришел гораздо быстрее сестры — хватило трех капель «лекера» и половины кружки воды. А придя в себя, он повел мутным взором, сосредоточился на мне и вдруг расплакался. Громко, испуганно и так жалобно, что у меня аж сердце разболелось.
А когда мне удалось его немного успокоить, тоже спросил про чудовище.
Я потратила немало времени на то, чтобы привести в чувство всех детей. И все наперебой говорили о чудовище, плакали. Даже самый старший из них — Паркер Матэмхэйн, которому, по его собственным словам, на Вербницу исполнилось тринадцать.
— Вы не думайте, эрэ, — непринужденно размазывая по щеке прозрачную каплю, вытекшую из правой ноздри, всхлипнул мальчишка. — Я вообще не плакса. Я даже когда Окорок умер, не плакал. Почти.
— А окорок — это.
— Кот у нас был такой, давно. Так вот, эрэ, я не плакса, но чудовище...
Парень икнул от испуга и стал тяжело и быстро дышать, а я замахала руками, останавливая его рассказ. Только еще одного обморока мне не хватало!
— Все. Не нужно про чудовище. Лучше иди, помоги братьям с малышкой, а я твоей мамой займусь.
Мэри Матэмхэйн очнулась сама, оперлась на локоть, помогая себе подняться, но встать на ноги сама не смогла.
— Не торопитесь! — Я приобняла женщину за плечи, придерживая ее на месте. — Голова закружится. Вы давно без воды? Впрочем, пока лучше молчите. Джона, помоги мне!
Некромант немедленно вышел из сарайчика, где все еще оставался бедняга-лесник, и быстрым шагом подошел к нам.
— Агава?
— Помоги фру Матэмхэйн, пожалуйста. Ей лучше пока не вставать на ноги.
— Эрэ...
— Отнеси ее в катаф... в карету. Ей и детям нужно будет несколько дней понаблюдаться у господина Юлиуса Ания.
Джона без возражений подхватил женщину на руки, а вот она-то как раз начала возмущаться.
— Что? Несколько дней? Какой господин? Какой Аний? У меня коровы не доены и муж...
Но Джона ее не слушал, свистнул детям, чтобы не отставали и уверенно двинулся к катафалку. Паркер взял на руки маленькую Мэри и все еще всхлипывая, двинулся за некромантом, трое его братьев последовали за ним.
— У ваших коров молоко, Мэри, уже давно перегорело. Скорее всего, — сообщил несчастной женщине Джона. — За четыре-то дня. Хорошо, что вообще не подохли. О, Бандит!
Из-под куста под ноги детям выкатился толстопопый щенок. Его маленький хвостик крутился с такой скоростью, что, казалось, еще немного, и вовсе отваливаться. Малыш повизгивал от счастья, вставал на задние лапки, лизал руки — короче, всеми силами показывал свою радость по поводу возвращения хозяев.