Когда мне было 19 - страница 35

Мне аж любопытно стало. Кого это он там уже накалывает вместо сардельки с горчичкой? Вышел, такой себе, кабанчик, килограмм под 150, виновато опустил заплывшие глазки и исподлобья глядел на подполковника.

— Ты что, пудинг жирный, не слышал, как следует использовать провиант?

— Слышал…

— Дай-ка подумать: ты поэтому открыл коробку? Назло мне, да? Не уважаешь старших по званию?

— Уважаю…

— Заткнись, хряк! Я говорю — не уважаешь ты меня, а может, втихомолку и вовсе — ненавидишь? А?

— Навижу… — что-то невнятное произнёс парень в ответ.

— Что? Ты играться со мной вздумал? Ну, я тебе устрою, придурок. Ты у меня на турниках самоубийство сделаешь!

«По-моему, паренёк, решил из каждого слова с частицей «не» убирать её и таким образом отмазываться от всех бед…» — улыбался я исподтишка.

Закончив беседу с толстяком, Гриневич приказал нам получать у Неканурова военные билеты и после ознакомления с ними отдавать ему.

— Это чтоб никто не вздумал бежать! — дополнил сержант, выдавив очередную гадкую улыбку. Уже через десять минут я неутешительно глядел на свою неудачную фотографию в военном билете.

— Лавренёв, иди-ка сюда! — услышал я сзади.

— О, боже, прапорщик Сидоркин…, - выдохнул я, увидев озлобленное лицо.

— Да — да, товарищ прапорщик, — с ангельскими, отрешёнными глазами произнёс я, наблюдая за подходящим ко мне Сидоркиным.

— Удавлю! — сквозь зубы «обрадовал» он меня, подсунув своё гнусное лицо к уху.

— Простите, о чём вы? — откровенно валял дурака я.

— Сам знаешь! Ты по какому праву поднял руку на солдата?

— Я? Боже, как можно?

— Ну, тварь, берегись! — он схватил меня за руку и повёл за боксы.

Но по благоприятному стечению обстоятельств меня подозвал подполковник.

— Ты куда намылился, солдат? Тебе особое приглашение? Автобус ждёт!

— Ах, автобус? — наигранно промолвил я. — А тут прапорщик хотел со мной о чём-то поговорить.

Я с ухмылкой глянул на исказившееся от испуга лицо прапорщика.

«Шах и мат» — ликовал я, скрестив руки на груди.

Гриневич перевёл взгляд на Сидоркина.

— Понимаешь, прапор, у этого призывника автобус. О чём ты хотел потолковать с ним?

— Да я… это что я? Уже ни о чём!

— Прапор, что за блеяние? Погоны мешают? А ну, доложить по уставу!

— Товарищ подполковник! Призывник Лавренёв поднял руку на солдата, нанёс ему телесные повреждения!

— Да так ему и надо! Солдатом может быть только настоящий мужик, а не те хлюпики, которых обучаешь ты! Да они, я смотрю, уже мыслями на дембеле! Они уже срут на твои погоны!

С этими словами, он повёл меня под руку за серые ворота, где и ждал меня автобус.

— Ты вещи свои взял? — спросил подполковник.

— Блин. Я сейчас! — вспомнив, что забыл свои вещи, я убежал к первому боксу.

Схватив вещи, ещё раз глянул в глаза прапорщика.

— Сука, я удавлю тебя! — шипел на меня он.

— Товарищ прапорщик, что-то от вас и вправду гамнецом подванивает! — заулыбался я и убежал за серые ворота.

— Что-о? — заорал он, но было поздно.

Мой след простыл. Впереди — путь в Каменец-Подольский.

Уже прелиминарно, то есть — предварительно, я знал, что 14 часов придётся провести в поезде. Но как? Что? — подробности никто не сообщал. В старенький бордовый «Икарус» я запрыгнул резво, правда, ещё у двери подполковник схватил меня за руку и на ухо шепнул:

— А за подобные инциденты в моей воинской части — уши надеру!

— Понял, товарищ подполковник! — радостно проговорил я и метнулся в автобус. Запахло жженым сцеплением и соляркой. Не успел я определиться с местом, как в воротах КПП показался Сидоркин, обозлённый и дьяволоподобный. Подполковник, красуясь своим превосходным телом, высокомерно обернулся в сторону прапорщика, и непонятливо глянул в его серые, стеклянные глаза.

— Прапор, тебе ещё что-нибудь нужно?

— Да тут, это… — начал, было, он, но после просто махнул рукой и скрылся за воротами.

Я уселся поудобнее на заднее сидение и с некими мыслями принялся смотреть в окно.

«Ах, как не хочется уезжать…» — печально стало вдруг.

Сержант Кузьменков сел впереди рядом с подполковником, а меня сразу дёрнул какой-то белобрысый паренёк с небольшими глазками разного цвета и насупленными бровями, которые едва различались от цвета кожи.